Книга Колдун из Темногорска - Роман Буревой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так как же, дядя Толя? – Надя всегда именовала его именно так, и никогда папой.
Анатолий Михайлович скривился, со стороны можно было подумать, что ему не понравился кофе.
– В начале сентября был странный звонок. Мужской голос попросил тебя к телефону. Хорошо, что подошел я, а не мама. Сказал, что ты умерла несколько лет назад, спросил, кто говорит, и трубку тут же повесили.
– А дальше?
Анатолий Михайлович отрицательно покачал головой.
Надя понимающе кивнула:
– Они выслеживают нас, как зверей. Дядя Толя, ты должен помочь!
– Да я с удовольствием, – сказал он и настороженно огляделся. – А в чем, собственно, дело?
– Можешь устроить мне выступление на телевидении? Мне и моим друзьям?
– Зачем? – Хотя Анатолий Михайлович задал этот вопрос, сама просьба его, казалось, не удивила.
– Мы должны рассказать о проекте Сазонова, о Беловодье, обо всем. Иначе нам конец, и всему, что мы сделали и делаем, – тоже.
– А это так важно – то, что вы сделали? – неожиданно резко и пренебрежительно спросил он. – Нынче таких спасителей отечества на каждом углу пруд пруди, и каждый клянчит денег и, выклянчив, спешно прячет добычу в банке где-нибудь на Каймановых островах. Дерьмократы чертовы.
– Ты сам был демократом, – напомнила Надя. – То есть сначала был секретарем парткома, а потом, как митинги начались, сразу записался в демократы. И это ты направил меня к Гамаюнову. Я была тогда сопливой девчонкой, которая писала в школе сочинения на тему “Партия – ум, честь и совесть…”. А училка на уроке вдалбливала нам, что необходимо беречь народное добро. Какой-нибудь старый тракторишко ценнее жизни молодого парня, и комсомолец должен сгореть живьем, а трактор спасти. И почти все верили, что именно так и надо. Я, правда, сомневалась. В том, что все в это верят. Особенно в том, что корреспондент, состряпавший статейку о тракторе, который ценнее человеческой жизни, в это верил.
– Эх, что бы ты знала о жизни, девочка! Мораль надо тоже менять с умом. Смешно, в конце концов, держаться за устаревшие истины. – Он тяжело вздохнул. – Лучше расскажи, что это за Беловодье такое, о котором ты бормочешь.
– Гамаюнов тебе объяснял когда-то, что он задумал. Разве ты не помнишь?
– Не помню, – совершенно искренне признался Анатолий Михайлович.
Она вытащила из кармана блокнот, написала две фразы, вырвала листок и показала отчиму. Тот прочел, потер пальцем переносицу.
– Это же сказка какая-то.
– Так поможешь?
– Сегодня уже ничего не удастся сделать. – Он принялся вертеть в руках чайную ложечку – первый симптом, что он сильно нервничает. – Вот разве что завтра или послезавтра.
– Завтра, – прервала его Надя. – И еще я напишу заметку для газеты. Она тоже должна выйти на следующий день после передачи. Надеюсь, у тебя есть свои люди в каком-нибудь приличном, не слишком желтом издании?
– Теперь свобода печати, можно пойти в редакцию, и если материал заинтересует…
– Нужно, чтобы материал был в приличной газете на первой полосе.
– А в чем дело? Почему такая спешка? – Анатолий Михайлович вновь обернулся.
– Нас хотят уничтожить.
– Деньги? – спросил он шепотом.
– Не думаю, что они главная причина. Анатолий Михайлович нахмурился.
– Надя, а ты не можешь из всего этого как-нибудь выйти?
– Могу. В “деревянном костюме”.
Он посмотрел на нее с упреком – будто девочка неприлично пошутила.
– Хорошо, встретимся вечером у ночного клуба “Нерон”, – предложил Анатолий Михайлович. – Там всегда много народу.
– Договорились. Я выйду первая, а ты – минут через пять. До вечера. И постарайся меня не обмануть.
– Разве я когда-нибудь обманывал тебя, детка?
– Ты обманываешь маму.
– Это шантаж?
– Ну что ты! – воскликнула она невинным тоном и поцеловала его в лоб. – До встречи, дядя Толя.
Она вышла, а он еще долго сидел за столиком и ничего не заказывал. Официантка убрала грязные чашки и тарелки. Протерла столики. А он по-прежнему не двигался, глядя в одну точку. Он не размышлял, потому что мыслей у него никаких не было. Да и какие могут быть мысли в таком случае? Тупик!
Надя появилась в квартире-убежище уже после полудня с двумя пакетами снеди в руках и самодовольной улыбкой на губах. Она была уверена, что все сделала правильно. Едва она вошла, Эд Меснер тут же на нее напустился:
– Где ты была? Почему ушла? Почему не сказала мне ничего? Что делала?
– Спасала ваши задницы, – огрызнулась Надя, выкладывая еду на старые дешевые тарелки. – Поставили бы лучше чайку.
– Как же ты нас спасала? – Меснер попытался изобразить издевку, но это у него не получилось.
– Завтра мы выступим по ящику и расскажем обо всем – о Гамаюне, о Колодине, о гибели Сазонова. Обо всем.
– И о Беловодье? – спросил Стен.
– И о Беловодье.
– Профессор запретил нам делать это, – напомнил Меснер. – У нас пока слишком мало сил.
– У нас все время мало сил, – огрызнулась Надя. – Надо рассказать о Беловодье, наконец. Мне, если честно, надоело прятаться.
– Это смешно? – спросил Меснер и сам себе ответил: – Не смешно.
– А ты что думаешь? – повернулась она к Стеновскому. – Разве ты не говорил когда-то, что это единственный путь?
– Пожалуй, да… – согласился Стен. – В принципе то, о чем мы расскажем, Колодин и так давно знает. Единственное, что его интересует, – это где конкретно находится Беловодье. Надеюсь, ты не собираешься сообщать координаты. Остальное давно не тайна. Я почти уверен, что, окружая Беловодье завесой молчания, мы сами для себя многое не можем уяснить до конца. Только я опасаюсь таких, как Ник Веселков. Стоит нам выступить с заявлением, и таких Ников окажется целая свора.
– Пусть приходят! – презрительно бросила Надя.
– По закону, чтобы принять решение, у нас должно быть шесть голосов плюс один голос, – напомнил Меснер.
– Ты всегда живешь по закону? – передернула плечами Надя.
– Да. Иначе зачем законы?
– Нас трое, – сказала Надя, – я, Стен и ты.
– Слишком мало.
– Ты знаешь, что мы не можем связаться с Беловодьем, – огрызнулась Надя.
– Баз не в Беловодье, – напомнил Меснер.
– Все равно. Позвонить ему – значит, навести погоню на его след.
– Есть еще Остряков, – напомнил Стен. – И когда мы выступим в печати, погоня кинется по всем следам, которые только существуют. И я не уверен, что Баз не окажется под ударом.