Книга Финиш для чемпионов - Фридрих Незнанский

Он не предвидел другого. Этого стыда, сводящего внутренности, этой боязни чужого взгляда, которая заставила его спрятать собственные глаза за черными очками. Он потерпел поражение. Как ни оценивай случившееся, он оказался неуспешен в качестве агента влияния, а следовательно, и как торговый представитель: ведь люди, подвигнувшие его на сотрудничество с лабораторией «Дельта», были те же самые, благодаря которым он получил назначение на должность! Если бы он был самураем, ему оставалось бы только сделать харакири. Вместо этого он зачем-то отягощал собою специальный самолет…

На самом деле тяжелое внутреннее состояние Гросса было обусловлено конфликтом между двумя важными составляющими его кредо: унаследованной от предков честностью и всосанным с молоком матери американским стремлением к успеху. Попытка совместить то и другое привела к поражению на обоих фронтах. Однако если поражение в качестве торгового представителя США в России выглядело окончательным и непоправимым, то относительно честности дела обстояли не так уж фатально. Мало ли честных людей совершали неблаговидные поступки, чтобы никогда в дальнейшем их не повторять? Вряд ли когда-нибудь еще неподкупного Дэвида Гросса внешние обстоятельства вынудят к поддержке бизнеса, связанного с запрещенными лекарственными препаратами. Он просто вернется к прежним занятиям — и снова сможет безбоязненно смотреть людям в глаза. Почему бы не начать немедленно? Снять эти нелепые очки — ведь он все равно не спит. Ну же, Дэвид! Соверши усилие воли!

Стюардесса обратила внимание на то, что пассажир, с начала полета погруженный в сон, проснулся и смотрит в иллюминатор. На лице у него написано раздражение, словно он пытается заставить себя сделать что-то очень трудное, если не совсем невозможное… К примеру, с помощью волевого усилия почувствовать себя счастливым.

48

— А мы-то им верили, — убитым голосом изрек печальное заключение Валентин Муранов.

Все «спортивные старички», когда их привлекли к даче показаний по делу о распространении анаболиков, к которому была причастна лаборатория «Дельта», отозвались на это некоторым нервным потрясением, включавшим в себя несколько этапов. Первый этап — тотальное отрицание: этим честным, хотя и пострадавшим от столкновений с людям было трудно, практически невозможно поверить, что их благая деятельность могла обернуться во зло. Они утверждали, что все это уголовное дело — клевета на «Дельту», затеянная теми самыми людьми, которые заинтересованы в распространении анаболических стероидов.

— Все это происки спортивного российского руководства! — громче всех кипятился Давид Коссинский. Этот все еще красивый, широкоплечий гигант с возрастом погрузнел, а суждения его стали еще безапелляционнее, чем в молодости, когда в интервью родимым советским газетам он вставлял традиционные тогда выпады в адрес буржуазных поджигателей войны. — Спортивная мафия, а что вы хотите? Знали, что «Дельта» вставляет им палки в колеса, так не нашли ничего лучшего, как обвинить ее в полной ерунде… Да, да! Ничем, кроме ерунды, такие умозаключения я признать не могу!

Потом, по мере того, как агентам «Дельты» предъявляли все новые и новые доказательства, что возглавлявшие секретную лабораторию Стефан Шварц и Алекс Карполус вовсе не радели о чистоте побед российских спортсменов, а преследовали свои корыстные цели, настроение их менялось от боевого к подавленному.

«Но ведь мы ничего плохого не делали, — защищали свое нравственное спокойствие Шашкин, Коссинский, супруги Мурановы, — мы помогали изобличить тех, кто действительно принимал запрещенные стимуляторы. Разве это плохо?» Когда же у них не осталось сомнений в том, что они стали пешками в чужой игре, где спортсменам, которых они изобличали, отводилась роль заранее намеченных жертв, они дружно впали в депрессию. Теперь их приходилось не убеждать и обвинять, а утешать. Однако утешения плохо помогали перед лицом беспощадных фактов.

— Подумать только, — казнил себя Ярослав Шашкин, — ведь это я сразу после того, как Александр Борисович Турецкий приходил ко мне домой, позвонил Карполусу! Делился приятной новостью, что наконец-то Генпрокуратура взялась за убийц Паши и Наташи, спрашивал, не может ли это быть провокацией со стороны мафии, которая распространяет анаболики… На самом деле ведь это я им проболтался о том, что посоветовал Александру Борисовичу поговорить с Давыдовым! Значит, это я виновен в лужниковском покушении… По глупости, все по глупости. Как если бы своими руками его подстрелил…

На это возразить было нечего. И впрямь, стремительность, с какой Давыдова пытались убрать, указывает, что звонок Шашкина послужил сигналом для главарей «Фармакологии-1». И если Тихон Давыдов понемногу выздоравливает и заново учится ходить, то Глазырин и его телохранитель погибли, даже не узнав, что стало причиной их гибели…

Софья и Валентин Мурановы обвиняли себя в чрезмерной привязанности к материальным благам.

— Может быть, если бы мы как следует обдумали предложение «Дельты», — вспоминала Софья, — то заподозрили бы, что дело здесь нечисто. Но они нам замазали глаза своими деньгами! Знаете, не так-то легко сидеть на мизерной пенсии, после того как привычка пользоваться совсем иным уровнем жизненных благ вошла в плоть и кровь. К тому же у нас сын, внуки… Так что не будем врать: на предложение «Дельты» мы накинулись, как голодные евреи на манну небесную. Надо принять еще во внимание, что мы были вынуждены уйти с тренерской работы из-за проклятых анаболиков! Понятно, что хотелось отомстить…

— Но это нас не оправдывает, — припечатывал Валентин. — Жажда мести и денег до добра не доводит. Теперь мы в этом на своей шкуре удостоверились.

Относительно материальных благ супруги Мурановы даже после сокрушительного падения «Дельты» могли не беспокоиться: скандалы, связанные с анаболиками, неожиданно оживили интерес к чете бывших тренеров в компетентных кругах, и один спортивный клуб, не входящий в десятку самых перспективных, выразил желание пойти на риск, приняв Мурановых на работу. Судя по всему, руководство клуба поступило согласно поговорке «Плохой прессы не бывает», решив, что мурановская слава, пусть даже с отрицательным душком, способна привлечь сюда дополнительное число людей.

Будущее остальных агентов «Дельты» терялось во мраке неизвестности. В целом, ушедшие на покой обломки спортивного величия потеряли в этой истории даже больше, чем те молодые спортсмены, чье восхождение к пьедесталу почета было прервано на основании обнаружения в крови запрещенных веществ. Молодость гибка, она обладает обширным резервом сил, позволяющим начать все сначала. Что же остается старости? Воспоминания о безупречно прожитой жизни и незапятнанная честь. Но даже этого лишились пожилые люди, которые считали, что по указке Шварца и Карполуса совершают благое дело…

Денису Грязнову и Александру Борисовичу Турецкому было жаль этих людей, в чьей честности, соединенной с наивностью, они успели убедиться. Но помочь им они ничем не могли. В конце концов, они сыщики — и не более.

В соответствии с календарным распорядком лето сменилось осенью, но погода стояла прежняя, так что никто этого не замечал — разве что первоклашки, которые бежали в школу, подпрыгивая и потряхивая новенькими ранцами. Территория наркологической клиники в свете лучей первого осеннего, все еще жаркого солнца выглядела обворожительно, она располагала к созерцательности и творческому отдыху, точно помещалась не вблизи Зеленого проспекта, а где-нибудь в Венском лесу, даже безобразие типовых серых корпусов и тюремного забора как-то скрадывалось.