Книга Смертельные акции - Фридрих Незнанский

– Хрен его знает, – просто ответил он.

В наступившей тишине я внезапно услышал какие-то звуки, словно кто-то стучал в дверь. Вначале я подумал, что мне это показалось, что это музыка продолжает звучать у меня в ушах, но по выражению лица Турецкого понял, что он слышит то же самое.

Мы переглянулись и бросились вниз, туда, откуда были слышны эти звуки. Дверь в подвал оказалась заперта. Несколько усилий и… Мы увидели привязанную к стулу, с кляпом во рту Ларису, непонятно каким образом добравшуюся до двери. Я освободил ее, она настолько ослабела, что потеряла сознание. Я подхватил ее на руки и направился к выходу.

– Жива?

– Да.

– Ну что, сейчас главное обезвредить преступника. А если она жива, то о ней позаботится «скорая».

Я, честно говоря, не слишком обратил внимание на его слова, я спасал Ларису, до всего остального мне просто не было дела. Тут я услышал внизу звук отъезжающего автомобиля: воспользовавшись паузой, тем, что мы спускались в подвал, хозяин дачи бежал.

– Быстрей! – Турецкий рванулся к автомобилю, открыл дверцу. Помог мне положить на заднее сиденье Ларису…

Машины Размахова уже не было видно.

К счастью, дорога была одна – дача Размахова находилась в тупике. Турецкий изо всех сил жал на газ, казалось, мгновение – и мы взлетим… Вскоре из-за поворота показалась машина Размахова.

Мы уже почти настигали его. Размахов, видя, что уйти будет трудно, начал стрелять, и довольно метко. Несколько пуль уже пробили боковое стекло нашего автомобиля, я заслонял собой Ларису, которая тем временем пришла в себя и уже несколько раз пыталась приподняться с заднего сиденья, чтобы увидеть, что происходит.

Турецкий гнал машину, отстреливаясь, уворачиваясь от пуль, внезапно он резко свернул влево. Я понял: наперерез.

Нам повезло: лес, сквозь который мы мчались, был редким, еловый полуметровый молодняк хрустел под колесами, машину бросало, не до конца пришедшая в себя Лариса то и дело от очередного толчка билась головой о ручку дверцы.

Внезапно я увидел то, от чего пробежали мурашки по спине: впереди была трасса. Мы мчались на нее, судя по всему, должны были оказаться на встречной полосе…

Я уже не видел ни машины Размахова, ни лица Ларисы… Я закрыл лицо руками. Машину тряхнуло, мне показалось, что мы развернулись на 180, нет, на 360 градусов. Турецкому удалось каким-то чудом убрать машину со встречной полосы.

Слава богу, живы… Вот только где Размахов? Да вот же: в трех метрах от нас, перед нами. Выстрел прозвучал слишком громко: звякнуло боковое стекло, Турецкий взял влево. Снова выстрел.

– Почему вы не стреляете, Александр Борисович? – взмолился я.

– Нельзя, – едва слышно произнес Турецкий, – трасса.

По шоссе мчались машины. Турецкий был прав – его пули могли задеть ни в чем не повинных людей.

Александр Борисович вынул телефонную трубку, набрал номер:

– Слава! Срочно объяви перехват… Да, на Рублевке… Белый «мерседес», номерные знаки «б 578 д».

Я был поражен: Александр Борисович увидел номер размаховской машины, несмотря на нашу бешеную погоню.

– Ну вот, теперь можно не торопиться. Юра, помоги мне.

Он повернулся боком, и я увидел, что Турецкий ранен.

– Ерунда, – заметил он, спокойно глядя на кровавое пятно, расползающееся на рукаве его рубашки, – прошла по касательной. Царапина…

Через несколько минут я услышал привычный звук милицейской сирены и понял: все кончено, можно не торопиться.

Движение было перекрыто. Вскоре подъехала вызванная Александром Борисовичем «скорая»…

Эпилог

Ну не чудеса ли? Перед нами в наручниках сидел сам Борис Размахов, известный рекламный деятель, завсегдатай светских раутов, звезда телеэфира. И он же преступник, похитивший ценности Михаила Машкина, ранивший его вдову…

– Итак, Борис Максимович, – Турецкий, несмотря на то что его рука была забинтована повыше локтя, а на бинтах явственно проступало бурое пятно, выглядел бодрым и веселым, – итак, излишне и говорить, что только ваше признание может облегчить вину. Поэтому давайте-ка без выкрутасов.

– Адвоката, – негромко сказал Размахов.

Турецкий понимающе кивнул:

– Пожалуйста. Вот знакомьтесь, Юрий Петрович Гордеев, адвокат. Или вы хотите пригласить своего?

Размахов кивнул:

– Хочу.

– В таком случае, необходимо повременить. Обвинение будет выдвинуто уже сегодня. Так что вам следует подумать о том, чтобы добровольно сотрудничать со следствием. Понимаете, у вас все равно нет другого выхода. Пострадавшая налицо, ценности, которые вы выкрали из квартиры Машкина, – тоже. У нас остался один нерешенный вопрос. Понимаете какой?

Размахов нахмурился, покраснел. Потом негромко произнес:

– Я не убивал.

Турецкий широко улыбнулся. Размахов посмотрел на него с изумлением. Казалось, Александр Борисович весьма рад словам Размахова.

– Ясное дело, Борис Максимович. Вы не убивали. Убивал кто-то другой. Я даже знаю, кто именно.

Размахов поднял удивленные глаза. Александр Борисович встал, обошел стол и наклонился к Боре Размахову.

– Витя Диденко, – произнес Турецкий.

– Нет, нет, нет! – почти закричал Размахов. – Я не знаю никакого Вити Диденко! Я не убивал! И понятия не имею, кто именно убил.

Турецкий укоризненно погрозил пальцем Размахову:

– Ай-яй-яй. Ну зачем вы так, Борис Максимович? У меня есть показания свидетелей. И не просто показания, а доказательства.

Вот это даже для меня было сюрпризом. С того дня, когда мы с Турецким совершили поездку в Горки, закончившуюся бешеной погоней по Рублевскому шоссе, прошло всего-то три дня. За эти три дня мы с Турецким не виделись. Я почти все время проводил в квартире у Ларисы Машкиной. Удар, который нанес ей Боря Размахов, оказался такой силы, что не только причинил сильнейшее сотрясение мозга, но и повредил черепную кость. Лариса отказалась от госпитализации – она сказала, что в больнице ей будет очень одиноко. Впрочем, никаких проблем не возникло. Буквально за полдня в одной из комнат квартиры на Пречистенке устроили настоящую больничную палату. Я очередной раз был поражен тому, как быстро решаются все проблемы, когда человек не испытывает трудностей с деньгами…

Оказалось, что Лариса была одинока не только в собственной семье, но и вообще в жизни. Романы и с Родиным, и со своим телохранителем она завела именно от одиночества. Но и эти связи оказались замешанными на деньгах – и Родин и Диденко пытались использовать Ларису как средство против Машкина.

Вот и случилось так, что я, ее адвокат, оказался единственным, кто ухаживал за Ларисой эти дни. Скажу честно – я делал это отнюдь не из-за денег. Хотя, разумеется, с того момента, как был пойман Размахов, обвинения против Ларисы были сняты.