Книга Шахидка с голубыми глазами - Андрей Дышев

– Я убью его.

– Успокойся, – ответила Яна. – Я имела в виду Кирилла Андреевича.

– Ты лжешь. Ты спала с арапчонком!

Ура, я вынудил Яну улыбнуться!

– Ты с ума сошел! При чем здесь арапчонок? Это всего лишь мой телохранитель, и он ночует на первом этаже!

Я заставлял ее оправдываться. Ей была неприятна моя ревность, и Яна старалась разубедить меня. Был бы я ей безразличен, стала бы она это делать?

– Смотри мне! – пригрозил я и разлил вино по большим глиняным кружкам. Кот тотчас понюхал вино, замер на мгновение, оценивая, нравится ему этот запах или нет, потом тряхнул головой и попятился прочь от кружки.

– Мне нельзя спиртное, – сказала Яна, когда я подал ей кружку.

– Это не спиртное, – пояснил я. – Это концентрат жизни. В нем солнце, горы, воздух, облака, чистые реки… Ты задумывалась когда-нибудь, какой у жизни вкус?

Яна пригубила кружку. Книга, лежащая на ее коленях, соскользнула на пол. Я поднял ее, раскрыл на той странице, которую Яна читала, и вслух продекламировал:

О гнев безумный, о корысть слепая,

Вы мучите наш краткий век земной,

И в вечности томите, истязая!

Я опустил книгу, взглянул на Яну с состраданием.

– Опять те же грабли, ягодка моя? Данте, «Ад», песнь двенадцатая…

Я захлопнул книгу, положил ее на стол и продолжил:

Я видел ров, изогнутый дугой

И всю равнину обходящий кругом,

Как это мне поведал спутник мой…

– Ты знаешь поэму наизусть? – с удивлением спросила Яна.

– Делать мне больше нечего, как учить наизусть стихи про ад. Все проще. У меня фотографическая память, и я успел запомнить несколько строк. Наизусть я знаю другое.

– Что же именно? – спросила Яна, с напряженным интересом глядя в кружку.

– Ну, например, Николая Доризо:

О как нам часто кажется в душе,

Что мы, мужчины, властвуем, решаем…

Нет, только тех мы женщин выбираем,

Которые нас выбрали уже.

Яна слушала, поглаживая округлые бока кружки.

– Нравится? – спросил я.

– Нравится.

– А вот еще Василий Федоров:

Нежность, радость и тоска –

Чувств нахлынувших сумятица.

Ты как солнце между скал –

Не пройти и не попятиться.

На тебе такой наряд –

Сердце вон за погляденье!

Ты светла как водопад,

С дрожью, с ужасом паденья…[1]

Я видел, как Яна замерла, обратившись в слух, боясь пропустить хоть слово, хоть звук.

– Очень хорошо, – наконец произнесла она.

– Неужели ты не читала его «Книгу о любви»? – спросил я.

– Нет, не читала, – растерянно произнесла Яна. – А у тебя… Ты не можешь раздобыть мне эту книгу?

– В Испании ее не раздобудешь. Но когда мы вернемся на Побережье и зайдем ко мне…

– Почитай еще, – перебила Яна и сделала глоток из кружки.

– Сейчас! – охотно согласился я, посмотрел в окно, словно на нем были записаны стихи, приложил ладонь ко лбу и медленно произнес:

Детство,

Прозрачное детство, как зимние лужи.

Стужа

Сыплет за окнами годы, надежды…

Как прежде

Ты одинока, подобно звезде.

Что же ты хочешь, что нужно тебе?..

Яна вдруг резко встала с кресла.

– Хватит! – перебила она, глядя на стол, на котором блестели кровяные капли вина.

Я смущенно потирал затылок.

– Хорошие стихи, – пробормотал я. – Но только это не Федоров… Забыл, кто автор…

Яна кинула на меня молниеносный и недоверчивый взгляд.

– Это стихи Лембита Веллса, – сказала она.

– Как? – переспросил я. – Лембита…

Яна не стала повторять. Может быть, она решила, что раз мне не знакомо это имя, то нет смысла произносить его еще раз. Но, скорее всего, она почувствовала, что я притворяюсь.

– Здесь душно, – произнесла она, подходя к окну. – Ты не знаешь, дождь будет?

Я поднял с пола плед и накрыл им плечи девушки. Она смотрела, как с горы скатывается белое стадо, похожее на снежные комья. Кирилл Андреевич, увидев, что наше внимание приковано к окну, не преминул присоединиться к нам. Он прыгнул на подоконник, прошелся по нему из конца в конец, но ничего интересного не обнаружил и вернулся на стол, где продолжил разрывать зубами и когтями упаковку с гуляшом… Мы с Яной стояли почти вплотную. Она не могла не чувствовать меня, но не отстранялась, лишь напряглась, будто ждала от меня чего-то…

– Когда-то я жила с ним по соседству, – глухо произнесла она. – И имела счастье видеть его почти каждый день и так близко, как сейчас вижу тебя.

– А где он теперь?

Яна помедлила с ответом. Она повернула голову и искоса взглянула на меня. Взгляд был пытливым, пронзительным.

– А ты разве не знаешь? Что ж ты за сыщик, если не знаешь…

Что именно – интуиция, шестое чувство или необыкновенная наблюдательность навели Яну на мысль, что я знаю, где находится профессор Веллс? Лгать и отпираться было смешно и нелепо, но осторожность удержала меня от признания. Кто знает, что может случиться, если я скажу, что профессор Веллс живет этажом ниже меня в старом доме на окраине Мадрида? Я сделал вид, что не услышал ироничной реплики Яны и обратил ее внимание к прерванному рассказу:

– Ну-ну… Ты имела счастье видеть его, а что дальше?

– Он писал волшебные стихи, – продолжила Яна не без усилия. – Он говорил именно те слова, которые рождались в моей душе, но только я не могла… я не умела сформировать, выплеснуть их, а он смог… И мне хотелось плакать от радости… И я ему говорила: вот это, именно это я пыталась сказать, именно это подсознательно мучило меня, а вы так точно это определили, и теперь я понимаю себя и вижу весь мир – он прозрачный и светлый…

Ее голос оборвался, Яна вскинула руки, но не донесла их до лица. Она силой воли удержала слезы. В отличие от нее, я не смог удержать себя и крепко обнял ее плечи… Ты моя нежная, хрупкая, легко ранимая, ты свет и жизнь… Я видел, как Яна изо всех сил зажмурила глаза и сжала зубы… Я знал, чувствовал, что девушка подошла к самой грани, к черте, к которой уже потеряла надежду когда-либо еще приблизиться, и она всего в одном шаге, который перевернет ее жизнь, но…

Но как жестока судьба! Мы оба вздрогнули от громкого стука в дверь. Яна тотчас отпрянула от меня, и я – готов биться об заклад, что не ошибся! – увидел в ее глазах хороший, добротный, чисто женский испуг.