Книга Пока мы можем говорить - Марина Козлова

– Ну ладно, я понял. – Олег поднимается и уходит в комнату.

– Ты идиот, – говорит Анна Жене.

– Это ты идиотка, – слышит она предсказуемый ответ.

Олег появляется в дверях, одетый и с рюкзаком.

– Я давно думал пожить у родителей какое-то время, – спокойно сообщает он. – Аня, я взял немного денег. А вы разбирайтесь тут сами.

Дверь с глухим стуком захлопывается за ним.

– От меня Августина убежала, – говорит Анна и в этот момент ясно осознает, что, в общем, особо уже нечего терять. – Я попросила ее… Ну, в общем… И она убежала. И напоследок говорила что-то о счастье. Я не поняла, что. Выгони меня с работы, пожалуйста.

– Счастье, – произносит Женя раздельно, по буквам, с какой-то неожиданно брезгливой интонацией. – Я не знаю более бес… бессмысленного слова и беспощадного, да, вот точно – беспощадного. Все навешивают людям лапшу про какое-то счастье. Никого не учат просто жить без этих закидонов. Вот просто так жить, без счастья, зато достойно. Каждый день. Я тебе сейчас один прикол расскажу. Про счастье. У меня солдатик в госпитале лежал из одного зажопья на Донбассе. Говорит, нет более страшного, более грустного места, чем его родной город. Город, который предает своих детей. Продает в рабство. Съедает их. Пропивает. Ну, ты понимаешь… Или не понимаешь? Нет, это неоригинально, конечно. Один такой городишко, что ли? Явно не один. Но весь прикол, Аня, в том, что этот город называется Счастье. Не веришь, залезь в Гугл, он подтвердит…

* * *

Потом Борис будет вспоминать эти дни, бесконечно перебирать их, как крупный жемчуг на нитке, один к одному – и не было среди этих дней несущественного, случайного. Как росток из зерна, следствие из посылки, бабочка из кокона, где-то вдали, за гранью сна, прорезалось серое осеннее утро, размытое, странное и страшное своей простой неизбежной очевидностью.

И перевал Дятлова лег в тему как пуля в яблочко. Не будь этой стремительной экспедиции, умной девушке Саше не пришла бы в ее золотую голову одна мысль. Такая неожиданная и гениальная, что она решила приберечь ее до поры до времени и никому не выдавать.

Если в Киеве в желтых кленовых кронах еще дремал теплый октябрь, ворочаясь вечерами в свете фонарей, на Урале уже вовсю чувствовалось приближение длинной снежной зимы. Уже иней по утрам лежал на влажной земле. Они прилетели ранним воскресным утром в Екатеринбург, немного покатались по городу на двух арендованных ренджроверах, о которых задорная Кдани радостно сказала: «Один серый, другой белый – два веселых гуся!» Борис легко согласился на эту поездку, с затаенным детским удовлетворением от того, что его взяли в компанию, сами позвали, не пришлось даже проситься. Если бы не позвали – попросился бы обязательно. Отчасти из-за неиссякаемого любопытства, касавшегося всей этой лингвоархеологической движухи, отчасти из-за Саши. Свое отношение к ней в последние дни он не мог описать даже себе, но ему странно было думать, что совсем недавно в его жизненном пространстве никакой Саши не было в помине. И он все время смотрел на нее, как будто хотел запомнить. Чтобы на дне сетчатки – или где там у человека архивируется увиденное? – навсегда отпечаталось, как она сидит на высоком барном стуле в екатеринбургском кафе, положив ногу на ногу, пьет какао, грызет зубочистку, рассеянно листает меню.

– Шура, ну кто завтракает картошкой с селедкой? – недоумевала Ирина. – Есть тосты, омлеты, овсянки всякие. Что у тебя за деревенские вкусы, ей-богу?

– А я люблю. – Саша соскользнула со стула, подошла к общему столу и села рядом с Борисом, плотно прижавшись бедром к его ноге. – Если в наличии есть картошка с селедкой, я всегда выберу картошку с селедкой. А не лобстеров, как некоторые.

– Да, – с гордостью кивнула Ирина. – Если в наличии имеются лобстеры, я всегда выберу лобстеров. У меня нормальные жлобские желания. Только тут такого не предлагают.

– Вот вернемся, свожу вас куда-нибудь на Амальфу, накормлю лобстерами до поросячьего визга, – вздохнул Георгий, – бедные вы мои…

– Амальфа – это в Испании? – уточнила Саша. – Вот хорошо. Я в Испании не была никогда.

– Лучше свози Шуру в Норвегию, – посоветовала Ирина Георгию. – Там селедки – лопатой греби. Селедочный рай.

Полностью снарядившись, заехали за местным историком, одним из тех уральских «дятловедов», которые дали миллион интервью всевозможным документалистам, сами написали по сто статей со всей возможной детализацией, но версии от их бурной деятельности только множились. Этот дяденька, Михаил Ефремович, был тайным сторонником теории с пришельцами. Он считался опытным проводником, знал точное местонахождение злополучной палатки и ареал, где располагались тела участников экспедиции, и уже сопровождал Димона и Димыча на перевал в их прошлый приезд. Позвали его и теперь – такую дорогу с первого раза не запомнить. Димон и Димыч в предыдущий приезд в подробности своей работы особо не вдавались – заплатили как за экскурсию, да и всё тут.

Заказчик хотел предоставить экспедиции вертолет, предлагал его упорно и с самыми добрыми побуждениями. Понятно было, что таким образом он стремится минимизировать дорожные трудности приглашенных специалистов, обеспечить им комфортную доставку к месту назначения. «У вас же женщины!» – приводил он железный аргумент, но Георгий, к его искреннему огорчению, отказался наотрез.

«Я не гарантирую вам успеха, мои коллеги тут работали не раз, – сказал Георгий золотодобытчику, – но чтобы увеличить шансы на хоть какой-нибудь результат, нам нужно хотя бы двадцать километров вдоль реки Ауспии своими ногами пройти. Понимаете?»

«Да как не понять», – вздыхал заказчик.

Георгий представился Михаилу Ефремовичу руководителем группы по исследованию аномалий прошлого, в особенности тех, что связаны с человеческим фактором. «Мы работаем с зонами и ситуациями, в которых присутствует слово, речь, язык. Мы называем это лингвоархеологией. Ничего особенно нового в этом нет, лингвисты в традиционном понимании тоже практикуют лингвоархеологические исследования. Просто у нас свои методы».

По дороге Михаил Ефремович присматривался к попутчикам так и эдак. И наконец решился на вопрос:

– Ну вот скажите, уважаемый Георгий… э-э-э…

– Освальдович, – приветливо подсказал Георгий.

– Георгий Освальдович, признайтесь все же, вы экстрасенсы? Ничего тут такого нет, это даже чрезвычайно интересно. Теперь принято говорить «биоэнергетика». И официальная наука признаёт… Вы вот говорите «лингвоархеология». Пускай лингво… Ведь экстрасенсы, да? Кого я только туда не возил. И карты раскладывали, и свечи жгли. Хороводы водили, в бубны били. И смех, и грех, и перед ребятами погибшими даже как-то неловко. Вот, к примеру, были две очень приличные дамы, солидные такие. Представились массажистками кармы. Все они какие-то несерьезные, как дети прямо. А вы, я смотрю… слава богу, на сумасшедших не похожи. Я почему спрашиваю? Мне очень неудобно, но… У меня жена хворает… С кровью проблемы. Вот я и подумал, может, когда будем возвращаться, вы бы смогли заехать посмотреть? А?