Книга Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса - Мария Воронова

Не Марина, которая столько времени обхаживала его и полностью освободила от бытовых забот и мыслей о хлебе насущном! Не Марина, которая родила ему сына! Не Марина, шестнадцать лет безропотно несшая бремя жены бескорыстного ученого!

Вся ее самоотверженность, весь труд на благо семьи, бессонные ночи и тощие дни – все это не имеет значения по сравнению со стройными ножками посторонней бабы!

Она специально не выспрашивала Юлю, как выглядит счастливая соперница, хотя знала, что Светка Юрченко дала самую подробную информацию по этому вопросу. Наверняка красивее Марины, а подробности не имеют значения.

Ее уже подташнивало, но она упорно курила сигарету за сигаретой.

Ох, Марина, не лукавь сама с собой, дело не в ножках и глазках! И даже не в упругой груди. Так думать – значит недооценивать соперницу и выгораживать себя. И в конечном счете оскорблять Георгия больше, чем он оскорбил себя сам, решившись на измену. Ты сейчас упиваешься своей самоотверженностью, тем, что была Георгию надежной опорой в его нелегкой жизни. Да, ты помогала ему в трудностях, сочувствовала горестям, но ты же никогда не радовалась его радостям!

Да ему, наверное, и не хотелось делиться радостями с тобой, он боялся, что они покажутся мелкими и даже стыдными такому серьезному и трагическому человеку, как ты. Ты радовалась снисходительно, так же как Юля разговаривает с тобой, как квалифицированная, но хладнокровная нянька радуется достижениям питомца.

Так что сама виновата. Может, эта тетка весит девяносто килограммов и каждый день бреет усы, зато она приходит в восторг, когда выходит Жоркина статья, или… Господи, да мало ли что доставляет ему радость!

Блин, что же делать? Заняться собственной внешностью, как советует Юлька, и культивировать психическое заболевание, ибо оно служит хоть какой-то гарантией их брака? Ведь в порядочности Георгия она не сомневалась никогда. Больную жену он не покинет, и этим, черт побери, придется пользоваться!..

Георгий пил чай с рогаликом, как вдруг услышал звук открывающегося замка. Воры, что ли? Отложив булочку, он с интересом выглянул в коридор – в своем подавленном состоянии он готов был к любым приключениям, лишь бы отвлечься от тоски по Лене и от тревоги за жену.

Однако распахнувшаяся дверь явила ему собственного сына.

– Фу, Славик, напугал. – Георгий снял с плеча ребенка тяжелую сумку. – Я думал, ты к бабушке поедешь.

– По тебе соскучился, – пробасил сын.

Георгий, стоя в дверях кухни, наблюдал, как его сын-подросток снимает куртку и расшнуровывает кроссовки.

«Он, оказывается, скучает по мне… Я-то считал, что ребенок относится ко мне как к наполнителю кресла возле компьютера. Черт, красивый парень, высокий, стройный, но не такой жидкий, как я был. Скоро четырнадцать, усы вон пробиваются, а я и не замечал. Словно в спячке или как в бразильских сериалах – пятнадцать лет в коме, и вот вам, пожалуйста, взрослый сын. И скучает по мне!»

– А что же ты будешь есть? У меня только чай с рогаликом. «Доширак» могу запарить. Вроде гречка присутствует, но я ее варить не умею.

Столь скудное меню Георгий выбрал не только из лени и неумения готовить – так он пытался экономить, ибо второй работы пока не нашел. Отправив ребенка к бабушке с дедушкой, он дал себе торжественное обещание питаться и курить не больше чем на двадцать рублей в день.

Ладно, как там говорил Остап Бендер, это не деньги, нужна идея. Георгий стянул куртку с вешалки.

– Ты куда, пап?

– В магазин. Что тебе купить? – Он со стыдом отметил, что абсолютно не в курсе кулинарных предпочтений ребенка.

– Я у бабушки ужинал.

– Ну, может, пряников к чаю?

– Папа, у меня режим. Соревнования скоро, какие пряники.

Георгий пристыженно повесил куртку на место.

Ребенок переоделся, сел за уроки в своей комнате, а отец бродил как неприкаянный по дому. Оказывается, этот мальчик, четырнадцать лет назад появившийся в их квартире, – это не просто ребенок, о котором надо заботиться, а его сын. Человек, который по нему скучает.

«Так, хватит уже мечтать, старый дурак! Твоему сыну отлично жилось у бабушки на пирогах, но он вернулся к тебе. А ты сидишь и вспоминаешь, как сладко тебе было трахаться с молодой девкой. Но разве может быть прекрасным чувство, побуждающее предать жену и оставить сына? Да и потом, что такое чувство? Всего-навсего ощущение, которое бывает приятным или нет. А прекрасны человеческие дела».

Георгий поскребся к сыну:

– Не помешаю?

– Заходи…

– Хочешь, помогу тебе с уроками?

– Я уже почти все. – Славик от души зевнул и потянулся. – Только карту Солнечной системы нарисую. А правда ближайшая к нам планета – Венера?

– Ну да. – Георгий сел на детский диван.

– А я всегда думал, что Марс.

– Венера. Сам подумай, болезни у нас какие? Не марсианские же.

Славик хмыкнул, закусил губу и яростно принялся закрашивать планетную орбиту, поглядывая на отца. Раньше Георгий никогда не предлагал ему помощь. Ах, к чему лукавить, он вообще никогда им не занимался. Он знал, что Марина позаботится о Славике, и душа его была спокойна.

«Марина сама виновата, – подумал он, – она меня не заставляла заниматься им, делала вид, что все нормально. А я же очень плохой муж и отец. В теплом круге Марининой заботы я стал взрослым человеком, потом отцом…»

Он по-новому, с благодарностью, взглянул на большую фотографию жены, которую Славик держал на письменном столе.

«Исключительно благодаря ей я развился в приличного человека, но собственную нежность и любовь обратил почему-то не на нее и даже не на сына, нет – бросил под ноги посторонней бабе!»

– Все, папа, – прервал Славик его самоедские раздумья.

– Отлично. Давай прогуляемся перед сном?

Они вышли под моросящий дождь, и Георгий неожиданно принялся рассказывать сыну о себе. О том, как рос в интернате, по пятницам сидел в игровой комнате, гонял по ковру пожарную машину и загадывал – если докатится до стенки, мама придет… О том, как воспитательницы говорили ему, что у мамы важные дела, и вели в столовую кормить омлетом от государства и пирожками от себя. Он ел и думал – ну и хорошо, что в эти выходные не забрала, зато в следующие точно заберет, ведь все важные дела она сейчас переделает. Так он ждал почти год, пока ему не сказали, что мама умерла.

– Славик, я не хочу, чтобы ты меня жалел, все мои злоключения давно позади, я говорю тебе все это с одной целью: чтобы ты понял, почему я был невнимательным отцом. Это не оправдывает меня…

– Прекрати, папа. Ты хороший. Думаешь, я не помню, как вы купили мне мобильник с камерой?

– А как? Лично я не помню.

– И как всю зиму ходил в старых ботинках, тоже не помнишь? Мама с работы носила просроченные сосудистые нитки и зашивала в них дыры.