Книга Жизнь холостяка - Оноре де Бальзак

— Здравствуйте, дядя, — сказал он хриплым голосом. — Я — ваш племянник Филипп Бридо. Вот как Бурбоны обращаются с подполковником, ветераном старой гвардии, передававшим приказания императора в битве при Монтеро! Мне было бы стыдно, если бы мой сюртук распахнулся в присутствии барышни. Что ж, в конце концов — это закон игры. Мы хотели снова начать партию и проиграли! Я живу в вашем городе по приказу полиции, с отличным окладом в шестьдесят франков ежемесячно. Таким образом, горожане могут не опасаться, что я вздую цены на съестные припасы. Я вижу, вы в прекрасной компании.

— Ах! Значит, ты мой племянник... — сказал Жан-Жак.

— Так пригласите же господина подполковника позавтракать с нами, — сказала Флора.

— Нет, сударыня, спасибо, — ответил Филипп, — я уже завтракал. Кроме того, я бы скорее отрубил себе руку, чем попросил кусок хлеба или грош у моего дяди после того, что произошло в этом городе с моим братом и матерью... Мне только показалось неприличным оставаться в Иссудене и не свидетельствовать дядюшке время от времени мое почтение. А что касается вас, — сказал он, протянув свою длань дяде и потрясши его руку, — то вы можете поступать, как вам угодно: я ничему не буду противиться, лишь бы только честь Бридо осталась неприкосновенной...

Жиле мог свободно разглядывать подполковника, потому что Филипп с явной подчеркнутостью избегал смотреть на него. Хотя кровь кипела у него в жилах, Макс был слишком заинтересован в том, чтобы вести себя с той осторожностью великих политиков, которая порой походит на трусость, и не вспылить, как юноша; поэтому он оставался спокойным и холодным.

— Вам не подобает, сударь, — сказала Флора, — жить на шестьдесят франков в месяц под самым носом у своего дядюшки, ведь у него сорок тысяч франков ренты и он так хорошо обошелся с господином Жиле, своим внебрачным родственником, — вот познакомьтесь с ним.

— Да, Филипп, — вмешался старик, — мы подумаем об этом...

Представленный Флорой, Филипп почти боязливо обменялся поклоном с Жиле.

— Дядя, я должен вернуть вам картины; они у господина Ошона; вы доставите мне удовольствие, если зайдете как-нибудь на днях принять их.

Сухо произнеся эти последние слова, подполковник Бридо вышел. Разговор с ним потряс Флору и Жиле еще больше, чем первое лицезрение страшного рубаки. Как только Филипп с яростью обобранного наследника порывисто открыл дверь и вышел, Флора и Жиле спрятались за занавесками, чтобы посмотреть на него, когда он пойдет от своего дяди к Ошонам.

— Какой проходимец! — сказала Флора, вопросительно заглядывая в глаза Максансу.

— Да, к несчастью, были и такие в армиях императора; семерых такого сорта я спустил в преисподнюю на понтонах, — ответил Жиле.

— Я очень надеюсь, Макс, что вы не будете искать ссоры с ним, — сказала мадемуазель Бразье.

— О, это шелудивый пес, которому нужна какая-нибудь кость, — заметил Макс, обратившись к г-ну Руже. — Если его дядя послушается меня, то поспешит избавиться от него какой-нибудь подачкой; иначе он не оставит вас в покое, папаша Руже.

— От него сильно тянет табаком, — сказал старик.

— Его самого тянет к вашим экю, — сказала Флора голосом, не допускающим возражений. — По-моему, вам следует поскорей отвадить его.

— Я бы только этого и желал, — ответил Руже.

— Сударь, — сказала Грита, входя в комнату, где после завтрака находилось все семейство Ошонов, — вот господин Бридо, о котором вы говорили.

Филипп учтиво вошел среди глубокого молчания, вызванного общим любопытством. Г-жа Ошон вздрогнула с ног до головы, увидев виновника всех несчастий Агаты и убийцу старушки Декуэн. Адольфина тоже почувствовала какой-то страх, Барух и Франсуа обменялись изумленными взглядами. Старый Ошон сохранил хладнокровие и предложил стул сыну г-жи Бридо.

— Я пришел, сударь, — сказал Филипп, — представиться вам, так как мне нужно принять меры, чтобы прожить здесь пять лет на шестьдесят франков в месяц, которые мне дает Франция.

— Бывает, — ответил восьмидесятилетний старец.

Филипп говорил о безразличных вещах и держался безукоризненно. Он изобразил знаменитостью журналиста Лусто, племянника старой дамы, — ее благоволение было ему обеспечено, как только она услыхала от него, что Лусто прославит свое имя. Затем он, не колеблясь, признал ошибки своей жизни. На дружеский упрек, который ему потихоньку сделала г-жа Ошон, он ответил, что, сидя в тюрьме, много размышлял и обещает ей в будущем стать совсем другим человеком.

По просьбе Филиппа, г-н Ошон вышел с ним пройтись. Когда скряга и солдат очутились на бульваре Барон, в таком месте, где их никто не мог услышать, подполковник сказал старику:

— Сударь, если вы соблаговолите послушаться моего совета, то мы никогда не будем говорить с вами ни о делах, ни о людях, иначе как прогуливаясь за городом или в таких местах, где можно не опасаться чужих ушей. Господин Дерош очень хорошо объяснил мне значение всяческих пересудов в маленьком городке. Я не хочу, чтобы кто-нибудь здесь подозревал, что вы помогаете мне своими советами, — ведь Дерош предложил мне советоваться с вами, и я прошу вас не отказать мне в этом. Нам предстоит столкнуться с очень сильным врагом, и не следует пренебрегать ни одной предосторожностью, чтобы отделаться от него. И прежде всего — извините меня — я больше не буду вас навещать. Некоторый холодок в наших отношениях необходим, чтобы вас не заподозрили в каком-либо влиянии на мои поступки. На случай, если мне нужно будет с вами посоветоваться, я буду ежедневно проходить по площади в половине десятого, как раз когда вы кончаете завтрак. Когда вы увидите, что я держу трость на плече, как ружье, это будет означать, что нам нужно встретиться, как бы случайно прогуливаясь, там, где вы заранее укажете мне.

— Все это свидетельствует, что вы человек осторожный и хотите добиться своего, — сказал старик.

— И добьюсь, сударь. Для начала укажите мне, с кем я мог бы связаться из военных, возвратившихся из старой армии, которые отнюдь не принадлежат к сторонникам Максанса Жиле.

— Во-первых, это капитан гвардейской артиллерии господин Миньоне, окончивший Политехническую школу, человек лет сорока. Он ведет скромный образ жизни, в высшей степени порядочен и осуждает Макса, считая его поведение недостойным настоящего военного.

— Отлично! — сказал подполковник.

— Здесь не много найдется военных подобной закалки, — продолжал Ошон. — А затем могу указать лишь одного отставного кавалерийского капитана.

— Мой род оружия! — сказал Филипп. — Был он в гвардии?

— Да, — ответил Ошон. — Карпантье в тысяча восемьсот десятом году был старшим унтер-офицером в драгунском полку; оттуда он перешел младшим лейтенантом в пехоту и там дослужился до капитана.

«Быть может, Жирудо был знаком с ним», — подумал Филипп.

— Карпантье занял должность в мэрии, на которой не захотел оставаться Макс; он — друг Миньоне.