Книга Повелитель бурь - Андрей Воронин

И точно: Слепой вдруг выхватил руку из-под стола, и Федор Филиппович увидел в ней похожий на пластмассовую игрушку пистолет, удлиненный тонкой вороненой трубкой глушителя. Глеб выстрелил еще раз, целясь куда-то, как показалось генералу, в перила веранды. Горячая медная гильза со звоном покатилась по доскам пола, над ней вился легкий синеватый дымок. За перилами послышался глухой шум, как будто кто-то уронил на кучу хвороста тяжелый мешок с картошкой, и стало тихо.

Глеб тенью выскользнул из-за стола, одним махом покрыл расстояние до перил и, прижавшись плечом к столбу, осторожно раздвинул стволом пистолета виноградные плети. Спустя секунду за пистолетом последовала его голова. Виноград сомкнулся, и генерал получил отличную возможность полюбоваться со спины безголовым туловищем своего лучшего агента. Между делом он заметил, что брызги вина каким-то чудом не задели Слепого, и чуть было не обиделся, но вовремя спохватился: выглядеть смешным не хотелось даже перед самим собой.

Он уже понял, что никакими шутками тут и не пахло. Произошло что-то серьезное. Понять бы еще, что именно… Кажется, выстрелов было три, причем один раз стреляли из сада. Кажется… Ну да, точно! Вон, гильзы валяются — одна, и рядом с ней вторая. А третья, надо понимать, осталась снаружи, в саду…

Глеб втянул голову в плечи, повернулся лицом к генералу и снял с уха зацепившийся побег винограда.

— Второй раз я стрелял напрасно, — сообщил он. — Только патрон зря потратил. В покойника сколько ни стреляй, все равно мертвее не станет. Он спустил курок автоматически, уже падая. Графин разбил, скотина… Что мы теперь хозяйке вашей скажем? Такой графин был… А уж вино-то, вино! Эх!..

Он дотронулся до своей груди и понюхал палец. Лицо его приняло огорченное выражение. Только теперь Федор Филиппович заметил, что Глебу тоже изрядно досталось: он был весь мокрый, хоть выжимай. Капли вина были видны даже на стеклах темных очков, а в волосах, на плечах и на воротнике рубашки празднично поблескивали мелкие осколки синего стекла.

— Кто это был? — справившись с изумлением, спросил генерал.

Ему было не впервой оказываться под огнем, но уж очень неожиданно все произошло. И Глеб тоже хорош! Мог бы, кажется, хотя бы намекнуть…

— А я знаю? — Слепой равнодушно пожал плечами. — Одно могу вам сказать, Федор Филиппович: вот уж это точно полный отморозок. Прямо среди бела дня, при всем честном народе…

Он свинтил со ствола глушитель, засунул его в карман, спрятал пистолет под рубашку и принялся с недовольным видом вытряхивать из волос стекло. Генерал тяжело поднялся из-за стола и подошел к перилам. Под ногами у него хрустело и звякало, мокрая рубашка противно липла к телу. «Опять этот злополучный билет промок, — подумал Потапчук. — До чего же невезучая бумажка!»

Он не стал, по примеру Глеба, просовывать голову сквозь виноград — это показалось ему несолидным. Степенно, как и полагается пожилому, заслуженному генералу, дойдя до крыльца, Федор Филиппович остановился на верхней ступеньке.

Вдоль веранды тянулась пестревшая многолетними цветами клумба. За ней, плавно загибаясь к крыльцу, шла мощеная кирпичом дорожка. За дорожкой стеной стояли смородина, крыжовник и еще какие-то кусты, названия которых генерал не знал, а уж за кустами начинался собственно сад — двенадцать соток плодовых деревьев и винограда. В кустах лицом вниз лежал какой-то человек. Вернее, в кустах оставалась только нижняя часть его туловища, а верхняя перегородила собой дорожку, и генерал увидел неровную темно-бордовую лужу, которая растекалась из-под головы убитого.

Федор Филиппович с невольным уважением оглянулся на Слепого. Все-таки в том, как он стрелял, было что-то необыкновенное. Как будто в такие минуты управление огнем брал на себя вживленный в мозг компьютер, запрограммированный именно на то, чтобы безошибочно поражать цель.

Глеб, обнажившись до пояса, выжимал промокшую рубашку. Перехватив взгляд генерала, он улыбнулся, подошел к Федору Филипповичу.

— Пойдем, посмотрим? — предложил он.

Они спустились с веранды и, ступая по желтым кирпичам, подошли к убитому. Это был болезненно худой человек, одетый в грязные потертые джинсы и ветхую, когда-то, очевидно, белую или светло-голубую, а теперь серую майку. Из-под захватанной грязными пальцами джинсовой кепки с повернутым назад длинным козырьком во все стороны торчали засаленные пряди соломенных волос, худая, как у болезненного подростка, рука все еще цеплялась за рукоятку пистолета. Федора Филипповича неприятно поразил цвет кожи убитого — не коричневый и не кирпично-красный, как можно было ожидать, принимая во внимание здешний климат, и даже не белый, а какого-то грязного желтовато-серого оттенка с отливом в синеву, как будто этот человек умер задолго до того, как Слепой прострелил ему голову.

Глеб присел над трупом и без особенных усилий перевернул его на спину. Генерал увидел молодое, но какое-то изможденное лицо — впалые щеки, темные мешки под широко открытыми бледно-серыми глазами, плохая пористая кожа того же нездорового желтоватого оттенка, редкая светлая щетина на подбородке и черная дыра чуть выше и правее переносицы. Вторая пуля Сиверова пробила ему горло.

— Чистая работа, — сказал Потапчук.

Глеб не ответил. Он зачем-то осматривал запястья и локтевые сгибы покойного, и лицо его с каждой секундой приобретало все более озадаченное выражение. Наконец, он поднял левую руку убитого кверху, оттянул ветхий рукав майки и заглянул ему под мышку.

— Ах, хитрец, — сказал он с непонятным удовлетворением и сделал жест в сторону Потапчука, предлагая тому полюбоваться своей находкой.

Федор Филиппович наклонился и посмотрел, хотя уже успел догадаться, что именно увидит. Внутренняя сторона бицепса чуть ниже подмышечной впадины представляла собой сплошной синяк, как маком, усеянный черными точками — следами уколов.

— Уверен, что в паху у него тоже живого места нет, — сказал Глеб. — Выходит, сами они действовать не рискнули, наняли наркомана из местных. За дозу подох, дурак. Я почти уверен, что ваша квартирная хозяйка без труда его опознает, но толку нам от этого…

— Интересно, как они на меня вышли? — озабоченно спросил Потапчук. — Вот она, конспирация, мать ее… Называется, сохранил инкогнито! Получается, Глеб Петрович, что ты все это время таскал за собой хвост длиной в километр.

— Получается. — Глеб пожал плечами. — Хотя я уверен, что это не так. А с другой стороны, откуда, в таком случае, взялся этот придурок? Ведь не святой дух его послал!

Генерал потер ладонью щеку и рассеянно похлопал себя по карманам. Сигарет опять не было.

— Да, — сказал он, — похоже, нам действительно пора домой. Хватит бегать по горам, пора сесть и хорошенько подумать, что к чему.

— Внимание, — сказал Глеб, — у меня родился афоризм. Ничто так не обостряет мыслительные способности, как вовремя просвистевшая у виска пуля.

— Длинновато для афоризма, — проворчал Потапчук.