Книга Очаровательная проказница - Лиз Карлайл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, — ответила она.
Бросив взгляд на Джонет, Зоэ подобрала юбки и прошмыгнула мимо Мерсера в коридор. Мерсер со зловещим глухим стуком закрыл дверь. Довольно грубо схватив Зоэ за руку, он потянул ее в комнату напротив.
— Зоэ, о чем ты говоришь, черт побери? — Он возвышался над ней, упрямо уперев руки в узкие бедра. С темной щетиной, горящими глазами и взъерошенными волосами он походил на опасного человека с сомнительной репутацией.
Зоэ вскинула подбородок, но голос ее был нежен.
— Мерсер, я не только бесполезное украшение рядом с джентльменом, — сказала она. — Я не глупа. И я все еще невеста Робина. И да, я знаю, что так или иначе это случилось по моей вине.
Он снова запустил руку в волосы, и Зоэ подумала, что если так дело пойдет, он скоро плешь протрет.
— Зоэ, просто… просто ты не можешь остаться здесь. В ней не осталось никакой воинственности, только железная решимость.
— Это твой дом, Мерсер, — спокойно сказала она. — В этом никто не сомневается. Ты можешь вышвырнуть меня и мой багаж следом, если желаешь, но именно это потребуется, чтобы выставить меня отсюда.
В три шага он перекрыл расстояние между ними и положил твердую ладонь на ее руку.
— Не приписывай мне слова, которых я не говорил, Зоэ, — скрипнул он зубами, его красные от бессонницы глаза сверкнули. — Я никогда не говорил, что вышвырну тебя. Никогда!
— Тогда я хочу остаться, — тихо сказала она. — Если мое присутствие здесь не причиняет тебе или твоей матери невыносимую боль, я хочу остаться. И ты можешь продолжать обвинять меня во всем, если хочешь. Все это теперь не имеет для меня значения.
Мерсер почувствовал, как земля внезапно ускользает у него из-под ног, как усталость тянет его в черную пучину вины и страха, из которой он старался выбраться. «Все это теперь не имеет для меня значения». А он имеет значение? Хуже того, как он может задаваться таким вопросом, когда его брат при смерти?
Чуть больше суток назад жизнь Мерсера казалась хоть и невозможно сложной, но все же богатой обещаниями. Теперь она походила на череду невыносимых трагедий. Нет, он не хотел, чтобы Зоэ осталась. И не мог вынести ее отъезда. Он винил ее? Или себя? Возможно, он возражает против ее присутствия, чтобы… чтобы наказать себя. Но едва ли это важно. Зоэ явно намерена бороться, но за кого она сражается? За него? Или за Робина?
Господи, он не может сейчас думать об этом. Как сказала мать, Робин пережил ночь. Он может пережить и другую, и не одну. Мерсер понял, что ему надо быть сильным. Думать не о себе или об отдаленном будущем, но только о завтрашнем дне Робина.
И Зоэ предлагает свою помощь, утверждая, что она помолвлена… помолвлена с человеком, которому повезет, если он проживет еще день, уж не говоря о том, чтобы подняться с кровати здоровым. Почему она так отчаянно цепляется за помолвку, которую несколько часов назад клялась разорвать? Из чувства вины?
Медленно он выпустил ее руку и ужаснулся, увидев красные отметины от своих пальцев.
— Прости, Зоэ, — с трудом сказал он. — Робин тебя не любит, не любит, как невесту.
— Мерсер, я это знаю. — Она наклонила голову, словно чтобы поймать его взгляд. — И принимаю это. Но я не могу отвергнуть его теперь, и ты бы не хотел, чтобы я это сделала. Я ведь тогда оказалась бы такой, как говорила о миссис Уилфред, правда?
Она права. Он снова запустил руку в волосы и принялся шагать по гостиной. Солнце уже поднялось. Дом просыпался, слышались звуки отодвигаемых штор, позвякивание подносов, которые несла к завтраку армия слуг. Все идет своим чередом. Но вся жизнь перевернулась. Его сердце снова разрывалось, и он не знал почему.
Зоэ поймала его руку и заставила повернуться к ней лицом.
— Мерсер, тебе нужно отдохнуть, — твердо сказала она. — Иди к себе, попытайся что-нибудь съесть, а потом ложись спать. Ты меня слышишь? Когда приедет доктор, я тебя разбужу. Обещаю.
Он медленно выдохнул, и, кажется, печаль чуть ослабла. Он необъяснимо доверял Зоэ.
— И ты… ты его не оставишь?
Она торжественно покачала головой, не отрывая взгляда от его глаз.
— Я не оставлю его. Пока я нужна Робину, я его не оставлю.
Именно этого он и боялся.
От доктора Бевинса было мало пользы, хотя он приезжал ежедневно и с самыми лучшими намерениями. Если его послушать, то, согласно достижениям современной медицинской науки, Робин или очнется, или нет. Или выживет, или умрет. Более ничего неизвестно. Поэтому, по настоянию Джонет, дело исцеления Робина передали в умелые руки няни.
Никому из слуг, кроме Чарли Доналдсона, не разрешали входить в комнату Робина. Джонет в критические моменты, когда дело касалось защиты детей, становилась недоверчивой. Возможно, это родовая черта шотландцев, или сказалось предательство, когда-то коснувшееся ее семьи. Но как бы там ни было, это сослужило добрую службу Зоэ. Она и няня сидели с Робином днем, Мерсер и Джонет дежурили по ночам, сменяя друг друга. Амхерст помогал доктору Бевинсу справиться с все еще бушевавшей оспой, а в свободное время утешал жену и дочерей.
Зоэ отбросила все мысли о будущем, дальше, следующего дня не заглядывала и загружала себя как могла. Это было не трудно. В дополнение к обычным заботам нужно было измельчать бесконечные кучи окопника, нарезать полотно на бинты, замачивать ивовую кору, менять повязки. И все это она делала.
Если кто-то и считал неприличным незамужней женщине ухаживать за больным, то об этом помалкивал. Конечно же, не упоминала об этом и няня, все эти понятия ранга, пола, этикета, к счастью, были выше понимания старушки. Будучи практичной женщиной, она считала, что всякий, кто рядом, должен помогать.
Дважды в день няня спускалась в кладовую под лестницей, чтобы приготовить притирания. Когда Доналдсон был свободен и мог заменить Зоэ, она отправлялась в кладовую вместе со старушкой. Под присмотром няни она училась готовить ячменный отвар и процеживать крепкий бульон. Потом она узнала, как поить Робина, чтобы он не подавился, — на это потребовалась гора подушек и море терпения.
На четвертый день после несчастного случая она вливала Робину в рот куриный бульон, когда в комнату вошел лорд Мерсер, почти на два часа раньше обычного. Он встал с другой стороны кровати около окна.
— Никаких изменений? — глухо спросил он. Зоэ покачала головой:
— Нет, но он лежит спокойно.
Так теперь начинался каждый их разговор, хотя Зоэ задавалась вопросом, как долго человек может пролежать разбитый, бесчувственный, без нормальной еды. У нее не хватало отваги размышлять об этом вслух. Вместо этого, зачерпнув бульон, Зоэ поглядывала на Мерсера, смотревшего в затемненное окно. Глаза усталые, широкие плечи поникли. Из-за обрушившихся на него проблем он забыл подровнять густые каштановые волосы, и теперь они мягко падали на воротник.