Книга Рано или поздно - Мэри Бэлоу

— О, — Юнис глянула на него с острым интересом, — что вы задумали?

Он медленно улыбнулся.

Обед в этот вечер устроили торжественный, в честь официального обручения Лоррейн и Феннера. Трапеза состояла из двенадцати блюд, сопровождаемых речами и тостами, а после обеда в гостиной танцевали под музыку небольшого оркестра — пианист, скрипач и флейтист из соседней деревни.

Это было веселое и счастливое событие, чему Эдвард искренне радовался. Его семья могла впасть в уныние, глядя, как вдова Мориса живет дальше с другим супругом. Однако они приняли Лоррейн всей душой с того дня, как она обвенчалась с Морисом, считали ее своей и теперь очень радовались за нее, хотя Эдвард заметил, как мать украдкой вытирает слезу, думая, что ее никто не видит.

Сам же он пребывал в смятении. События дня сильно его потрясли, поскольку он вдруг понял, что любит и в любви этой вовсе не счастлив. Да, это единственное слово, которым он мог описать свои чувства, и чувства эти были отнюдь не теми глупыми, поверхностными и досужими, какими они представлялись ему раньше.

Он любит леди Анджелину Дадли. Он очарован ею, она его воодушевляет. И это вовсе не только плотское влечение, хотя некоторая его доля в нем присутствует. Это скорее томление по… Нет, Эдварду не хватало слов, чтобы описать эмоции, которые он всю жизнь презирал, которым не доверял и в которые попросту не верил. Это тоска по ней, как по части самого себя. Словами этого не выразить. Он хотел бы жить с ней долго и счастливо. Может, это и не совсем то, хотя ближе всего к истине. Любые слова звучали бы банально.

Но это очень серьезно.

И именно сегодня днем он наконец выяснил, что всю жизнь хотел иметь возможность просто повеселиться. Выкинуть все из головы и развлечься, просто посмеяться. Посмеяться с кем-нибудь, развлечься с кем-нибудь. Он снова и снова вспоминал, как они бежали вниз с холма. Это было безумием — склон слишком крутой и длинный, чтобы спуститься с него благополучно, а ведь Эдвард никогда не совершал безумных поступков. Оказалось, что это самое чудесное из всего, что он когда-либо в жизни делал, — бежать, упасть, скатиться вниз и хохотать при этом. И целоваться. Ощущать вокруг себя траву, вдыхать ее запах, видеть голубое небо над головой, и ветви деревьев, и желто-сине-розовую шляпку, зацепившуюся за верхний сук, и ленты, весело развевающиеся на ветру. Ощущать себя молодым.

Не весь день был беззаботным и радостным. Вовсе нет. Она излила ему свою душу там, на зубчатой стене искусственных руин. Во всяком случае, так ему показалось, и Эдвард прочувствовал все одиночество ее детства и юности, всю поразительную неуверенность, взрощенную в ней тщеславной равнодушной матерью и скучными бестактными гувернантками. Анджелина вовсе не та женщиной, какой казалась. Нет, не так. Безудержность, смелость, доходящая до неосмотрительности, жажда жизни — все это в ней имелось в избытке, но это всего лишь одна сторона ее личности, за которой скрывается другое. Большее. Даже дерзкие расцветки, которые она так любит в одежде, и экстравагантные кричащие шляпки теперь становились понятными. Она считала, что никогда не сможет достичь «правильной» внешности и умения одеваться, так почему бы не стать вызывающе неправильной?

Он тоже излил ей свое сердце… почти намеренно. Он хотел, чтобы леди Анджелина не почувствовала неловкость, так открывшись ему, поделившись самым интимным. Но настоящая боль выплыла на поверхность, и она поняла и утешила его. Она подтвердила то, о чем он и сам всегда догадывался, — он никоим образом не виноват в том несчастном случае и гибели Мориса.

И все же…

И все же после поцелуя она вполне ясно дала ему понять, что не хочет выходить за него замуж. Она откажет, если он сделает ей предложение, вот что сказала леди Анджелина. А потом сильно расстроилась. И даже заплакала. Почему?

Она призналась, что целовала его с таким же удовольствием, как и он ее. И… что еще она сказала?

«Иногда мне просто хочется, чтобы вы перестали быть таким уж джентльменом, хотя именно из-за того, что вы такой, вы мне так сильно понравились еще в нашу первую встречу».

Ну и что это, черт побери, означает?

Она хочет, чтобы он перестал быть джентльменом? Но ведь он ее поцеловал, разве нет? А это вовсе не джентльменский поступок, раз они даже не обручены. Она имела в виду, что если он сделает ей предложение, то только потому, что джентльмен обязан сделать предложение леди, чью добродетель скомпрометировал. В точности, как он поступил в прошлый раз.

Значит ли это, что она его не любит?

Или это значит, она любит его так сильно, что не хочет принять предложение, сделанное из чувства долга? Поэтому она ему и отказала тогда? Не из-за того, что он не пожелал признаться ей в любви, а потому что любила сама?

Прошедшее время?

Настоящее время?

Он такой новичок во всем этом. И какая-то часть его по-прежнему насторожена. Ну разве он может полюбить? И как, черт возьми, он может полюбить леди Анджелину Дадли?! Он нарочно вызвал в памяти две первые встречи с ней — в «Розе и короне» и на Роттен-роу — и посмотрел в дальний конец обеденного стола, где она сидела между сэром Уэбстером Джорданом и Кристофером, с которым оживленно беседовала, а тот ей улыбался.

Она юная, добрая, брызжущая весельем девушка, полная грез и надежд, обаятельная и совсем-совсем не сознающая своей живой и яркой красоты. Мать, конечно, и сейчас не одобряла бы ее, думал Эдвард. Состязание было бы беспощадным.

Анджелина подняла взгляд и заметила, что он на нее смотрит. И на какой-то миг, такой краткий, что Эдвард подумал, будто вообразил себе это, в ее глазах мелькнула тоска. Но она тут же ослепительно улыбнулась, опустила глаза и стала слушать, что говорит ей Джордан.

Он не собирался ловить ее на слове. Он не откажется от мысли жениться на ней. Если он и знает что-нибудь о женщинах, несмотря на свой ограниченный опыт, так это то, что они не всегда говорят то, что думают, и не всегда думают то, что говорят. Иметь дело с женщинами совсем не просто, но это умение нужно развивать, как и любое другое, которое хоть чего-нибудь стоит.

После обеда начались танцы. Не самая лучшая возможность начать настойчивое ухаживание, но и не самая худшая. В конце концов, тут нет лондонской толпы и музыканты отнюдь не профессионалы. Эдвард энергично сплясал с мисс Марианной Брайден и более величественно с Альмой. Потом все смотрели, как вальсируют Лоррейн и Феннер.

Затем леди Палмер попросила музыкантов сыграть несколько вальсов подряд, и гости одобрительно загудели.

Эдвард сделал глубокий вдох, но решил не колебаться.

— Леди Анджелина, — подошел он к ней, стоявшей с Юнис и преподобным Мартином, — позвольте пригласить вас на тур вальса.

Ее губы сложились в беззвучное «о», она глянула на Юнис и даже сделала в ее сторону небольшой жест рукой, но тут же улыбнулась.

— Благодарю, лорд Хейворд.

Она положила ладонь ему на рукав, и они шагнули на середину гостиной, где еще днем скатали и убрали большой персидский ковер.