Книга Аккордеоновые крылья - Улья Нова

он опускался в темную глубину, казалось, нечего терять, будь что будет, ко всему готов. Теперь маска нестерпимо давит на брови и скулы, приходится кое-как сливать воду, чтобы не щипало глаза. Море давит на уши невыносимо, до головокружения. Море окружает со всех сторон, чуть мерцая, простираясь во всех направлениях. Здесь, на глубине, к морю невозможно привыкнуть. Здесь, у самого дна, с морем невозможно примириться. И хочется, чтобы оно поскорее закончилось со своей давящей и мерцающей красотой.

Вдруг беспечная стайка прозрачных мальков окружила его, на почтительном расстоянии изучая новоявленное морское чудо. Он попытался погладить одного из них, протянул руку, коснулся золотистой вуальки хвоста, тогда стайка, должно быть, издавая неслышные рыбьи выкрики, в один миг упорхнула прочь. Зато он слегка осмелел, отвлекся от боли. Преодолев головокружение и муть, наконец огляделся. Дно устилали россыпи камешков, отполированные, сияющие самоцветами. Приблизился к поросшей водорослями подводной скале, погладил колышущийся зеленый мех, оторвал терракотовую раковину, проплыл над пологой скалой, вглядываясь в узор золотистых искрящих песчинок и мелких ракушек. Через силу дыша, не обращая внимания на резь в глазах, на тяжесть в голове, на сверлящую боль в ушах, он застыл в окружении самых настоящих аквариумных рыбок. Одни были в ярко-оранжевую, другие – в синюю и серебристую полоску. Он больше не пытался их гладить. Просто замер и наблюдал, как плещутся вуали их плавников, как мерцает, уходя вдаль, переливчатая, колышущаяся, переменчивая глубина. Такая таинственная и манящая. Затаившая столько жизни. И столько смерти. Потом он почувствовал нежное прикосновение. Кто-то погладил его по спине, совсем легонько, заставив вздрогнуть, забыть обо всем на свете и резко обернуться, несмотря на ремешки и трубки.

Он оглянулся. Побежал на этот заразительный смех по темному переулку. Свернул в соседний, незнакомый, зачем-то решил заглянуть в магазинчик обуви. Поскользнулся на ступеньках, с трудом удержался на ногах, ударился плечом в стеклянную дверь. Задел столик с летними шлепанцами. Покрутил в руке сабо из тончайшей терракотовой кожи, как если бы это была редкая увесистая раковина. Потом поспешно вышел, провожаемый недовольными взглядами двух продавщиц. Снова почувствовал, как кто-то гладит его по спине, обернулся и с содроганием обнаружил огромного осьминога, щупальца которого струились по его руке, щекотали под мышкой. Морское чудище медленно выбиралось из пещеры, из своего логова в пологой подводной скале. Он попытался отстранить розово-фиолетовые щупальца, но этим лишь раздразнил гиганта, желавшего познакомиться, настоятельно увлекавшего нечаянного гостя в свои объятия.

Он перестал сопротивляться и ждал гибели, с грустью подумав, что не зря выбрал траурно-черный гидрокостюм с красными рукавами. Обняв его множеством рук, морское чудище застыло и долго разглядывало его двумя огромными черными глазами. Он тоже опасливо изучал животное. Ему показалось, что черные глаза таят в себе столько нерастраченной нежности и невыразимой печали. Неожиданно освободившейся рукой попытался легонько погладить один из пальцев-щупальцев. Потом смелее погладил чудище по голове, почувствовав, как все восемь рук нежно струятся по его телу, гладят по животу.

Его руки тоже, не отставая, скользили по резиновой ледяной коже, заползали в какие-то складки, в какие-то холодные скользкие щели. Дрожащее гигантское существо увлекало его в глубь своего логова, в темную пещеру подводной скалы. Он совсем перестал волноваться, не беспокоился, что пострадают баллоны, не боялся, что ненароком запутается шланг, повредятся трубки жилета. В темноте пещеры не были видно ни пузырей, ни контуров животного, только еще сильнее ощущалось скольжение щупальцев по телу и холодная пупырчатая кожа под онемевшими от соленой воды пальцами.

«Я так долго искала тебя и вот наконец нашла».

Он не стал отвечать, это означало бы погибнуть. Ни в коем случае нельзя выпустить хотя бы слово – чтобы оно металось под потолком маленькой темной комнатки, куда эта женщина каждый день за сто долларов приводит разных случайных мужчин. Дома его ждет ужин и молчание двух привыкших друг к другу людей. Приносить что-нибудь новенькое каждый день, как птица в свое гнездышко, быть милым, сдерживаться, целовать в лоб перед сном.

Недавно он где-то читал, что слова распугивают встречи. Почти все встречи его жизни уже случились к этому часу, он больше не ждал, он со всем смирился, он больше не жалел ни о чем, кроме одной встречи, которая нечаянно сорвалась в глубине прошлого, утонув в соленой воде его тревожных предрассветных снов. Незнакомая женщина, которой он овладевал снова и снова, в перерывах рассказывала, что ее дед был заклинателем дождей, это ответственная и уважаемая должность в Африке, оттуда родом ее отец. Чтобы вызывать дождь, надо родиться избранным и потом очень долго учиться.

Он хотел спросить, если есть способы вызвать дождь, можно ли без слов, одним желанием и жаждой вызывать людей, вытаскивать их из глубин прошлого, извлекать их из своих тревожных предрассветных снов, чтобы снова нечаянно встретить в вечернем городе. Чтобы нечаянно столкнуться на улице. Вместо этого он спросил, как вызывают дождь. Она закурила, медленно выпустила дым в потолок, откинулась на подушках. Потом тихо сказала, что надо снять все помехи, не мешать, звать дождь, исполнять ритуальный танец и напевать про себя заклинания. В его сознании отпечаталось: не мешать, устранить все помехи, петь. Выпутавшись из ее объятий, выбравшись из липких простыней, спрыгнув со старой кровати, выветрив на дворовом сквозняке запах ее навязчивого крема с календулой, он быстро направился вниз по узкой улочке. Зажмурился, стараясь все забыть, снять все помехи и выпить одним глотком этот вечерний город, распознав во вкусе сырой темноты место, где произойдет встреча, куда надо срочно бежать, чтобы обязательно успеть.

Он отчаянно барахтался, молотил руками и ногами, а сам безотрывно смотрел вверх, где вдалеке, сквозь мерцающие толщи воды неясно угадывалось небо. Из последних сил, беспорядочно молотя руками, уже не в состоянии сдерживать выдох, он выпускал стаи пузырей, которые бешено роились и неистово летели вверх. Преодолевая тяжесть грузил пояса и неумолимых железных баллонов, он медленно и неповоротливо всплывал, прикидывая, сколько еще осталось до поверхности, где его ждет спасительный, всепрощающий вдох.

«Смотри, он дышит, он дышит! Слава богу!»

Мутные лица проступают сквозь слезы, выплывают из забытья. Скуластое лицо одного, черные кудри другого, заплаканные глаза его женщины, стены его комнаты, бодрый голос друга Женьки: «Тому, кто умрет на виселице, никогда не стать утопленником. Да ты ж наш ныряльщик!»

Чуть позже он узнал, что перебрал на вечеринке, посвященной пятилетию конторы. За полночь болтался по улицам, совсем один, промок под дождем до нитки. Поскользнувшись, оступившись, упал в пруд. Ему показалось, что в