Книга Жизня. Рассказы о минувших летах - Константин Иванович Комаров

которая могла наложить взыскание от выговора до исключения из партии. Военкнижторг тогда входил в структуру тыла Советской Армии. Тут, по-моему, проявилась явная связь с покровителями этого самого Медведева по службе в армейских политорганах. Парткомиссия помещалась в здании, фасадом выходящим на Красную площадь, а боковыми сторонами — к ГУМу и Варварке. В парткомиссии оказались одни генералы или почти одни генералы. Мои попытки как-то оправдаться вызвали неописуемый гнев: «Что!? Он еще выступает! Не подчиняется!» Мне спорить с генералами? Знаю! Я сразу перестроился под солдата: «Слушаюсь! Так точно! Никак нет!» Обошлось, кажется, выговором.

Некоторое время спустя в нашу контору зашел довольно невзрачный кругленький человек. Он обратился к Григорию Георгиевичу за помощью или советом по какому-то делу. Григорий Георгиевич имел довольно обширные связи и знакомства по прежним работам и дал ему нужную наводку. Тогда пришелец стал хвастать, что он работает в Академии Наук. На нас это известие произвело большое впечатление, показалось чем-то чуть ли не заоблачным. Гриша (он любил, когда его называли Гриша) встрепенулся: «Послушай, у тебя там нет местечка? Возьми у меня Костьку (говорилось — Коську), а то тут его съедают». Оказалось, он работает зам. директора Института истории материальной культуры АН СССР по АХЧ. Он стал мямлить нечто, однако выяснилось, что там возникла потребность в кладовщике на складе экспедиционного снаряжения и материалов. Кладовщик, так кладовщик, работа знакомая.

Я пошел на разведку. Первой меня встретила секретарша Мария Софроновна Никоро, Софрониха. С высокомерной улыбкой, напоминающей лошадиный оскал, она гордо заявила: «У нас теперь новый зам и не кто-нибудь, а отставной майор, а ты кто?» Подумаешь, майор! Мне и генералы не в диковинку. Я и с генералами «на дружеской ноге». Директор, тогда член-корр., Борис Александрович Рыбаков оказался на месте и принял меня немедленно. Ему, видимо, не понравилась сама попытка самовольно решать некоторый кадровый вопрос недавно принятым на работу замом по АХЧ. Не по чину! Подозрительным казалось и то, что ходатай был якобы майор в отставке, а претендент — ст. лейтенант запаса. Зародыш некоей группы? А может претендент на должность, жулик? Прощупать меня на этот предмет перепоручили ученому секретарю института Николаю Яковлевичу Мерперту. По его мнению, фронтовик Мерперт мог понять, что из себя представляет этот бывший офицеришка. Конкретного содержания нашей задушевной беседы не помню, но результатом было безусловное заключение Николая Яковлевича — годен. Так я был принят в Институт, вскоре переименованный в Институт археологии. Это случилось 26 февраля 1958 г.

Принял склад. Он находился в самом центре, на проезде Владимирова, одним концом выходящим на Ильинку, вторым — на Варварку. Это был большой подвал с высокими сводчатыми потолками высотой не менее 7 м под домом, построенным до революции по старым канонам. В нем еще прилично работала естественная вентиляция и было сухо. Экспедиционного имущества тогда было еще мало, всего штук 60 спальных мешков, примерно столько же старых палаток и прочая мелочь. Маленькая комнатка вроде закутка была при лаборатории. Лаборатория помещалась в Большом Черкасском переулке, где позже был один из магазинов Академкниги. Сюда можно было войти с улицы, т.е. непосредственно с вышеназванного переулка, и со двора. С улицы нужно было пройти по узкому коридору и от двери внутрь спуститься на две или три ступеньки в само помещение. От этого входа по левую сторону окнами в переулок располагалось четыре небольшие комнаты-кабинеты. Первый кабинет был разделен стеллажом на две половины, заставленным лотками с археологическими находками. В первой половине Гайда Андреевна Авдусина работала с материалами Новгородской экспедиции. За стеллажом восседал главный остеолог профессор Вениамин Иосифович Цалкин, определявший добытый в раскопках костный материал. Здесь периодически происходила одна и та же сцена. Экономные начальники экспедиций часто привозили немытые кости в первозданной грязи и пыли. Добродушный Цалкин мог безропотно копаться в этой пыли. Но Гайда всегда была на страже. При появлении первого же ящика с костями она вскакивала с места, останавливала несунов на пороге и устраивала досмотр с пристрастием. Если кости оказывались грязными, вся партия безоговорочно заворачивалась на мытье. Вениамин Иосифович помалкивал, хотя Гайда Андреевна нередко на него покрикивала, коря за излишнее добродушие.

Следующие две комнаты занимали реставраторы и пыльцевики. В реставрационной работали универсалы Нина Николаевна Немнонова и Тамара Михайловна Смирнова. Они занимались реставрацией находок от металлических изделий до керамических сосудов. К ним присоединился мой предшественник по складу Кузьмичев, работавший только по керамике. В кабинете пыльцевого анализа работали Горислава Николаевна Лисицина и Надя Блохина. При мне уже они получили новые микроскопы МБР и МБИ — микроскоп биологический рабочий и исследовательский, а также довольно солидную центрифугу, заменившую маломощную настольную. В последней комнатке в тесноте работали фотографы: Петр Николаевич Петров, Михаил Михайлович Зайцев и Андрей Тарасевич. Рядом в торце коридора была темная комната для обработки негативов и печати. Четвертый фотограф, Юра Несквернов, работал на дому. Выделялись по классу Петр Николаевич и Юра. Был еще такой же на кафедре археологии МГУ Сергей Тимофеевич Бочаров, позднее работавший и в нашем институте.

Стена на двор была глухая. В конце против кабинета фотографов и был выход во двор. А у двери с улицы по этой стороне против кабинета Гайды Андреевны и Вениамина Иосифовича был небольшой закуток вроде кабинета кладовщика: стол, два железных шкафа с приборами (нивелиры, фотоаппараты) и канцелярской мелочью. Лестница у самой двери вела на второй этаж. Там была большая общая комната, где располагались все остальные лаборанты и сам завлаб, в то время Отто Николаевич Бадер. Лаборанты почти все были выпускниками кафедры археологии истфака МГУ и отбирались в институт в качестве перспективных археологов, как Андрей Куза, Лев Кольцов, Павел Кожин, Женя Черных и др. А пока что они выполняли рутинную работу, распределяемую завлабом по заявкам экспедиций. Естественно, они не только мечтали о карьере в археологической науке, но и упорно работали над овладением ее высотами, в том числе без особой утайки и в рабочее время. Но были и просто чертежницы, художники. Последние работали дома. Несколько позднее стараниями Бориса Александровича Колчина лаборатория выросла за счет внедрения в археологию естественно-научных методов: спектрального анализа, дендрохронологии, технологии черной металлургии, палеомагнетизма, петрографии. Последние два метода развития не получили и были оставлены. Эти сотрудники первоначально размещались в приделах церкви Троицы в Никитниках в переулке у Старой площади.

Первым в лаборатории меня встретил оказавшийся в коридоре Вениамин Иосифович.

—