Книга Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V - Алексей Ракитин

по заказу профессора Уэбстера для хранения чая и чайной посуды. По этой причине ящик получил название «чайного» и именно так именовался впоследствии в документах полиции и окружной прокуратуры. Когда ящик открыли, то оказалось, что в нём нет ничего, связанного с чайной церемонией и вообще с чаепитием, зато лежала человеческая грудная клетка с удаленными внутренними органами, а внутри неё — бедро правой ноги, также человеческой. Тот, кто положил в ящик человеческие останки, явно позаботился о компактности их размещения и намеренно вложил ногу в грудную клетку. Даже при поверхностном взгляде на эти части тела бросался в глаза след ножевого ранения, оставленный в грудной клетке широким лезвием. Кожа в области этой раны казалась аномально белого цвета (обесцвеченной), а волосы вокруг словно бы подверглись воздействию открытого пламени. Никто из присутствовавших в лаборатории врачей не видел прежде ничего подобного.

В соседнем отделении ящика находились предметы, которые могли быть использованы в качестве оружия — в частности нож с широким, скошенным к острию лезвием [т. н. Bowie knife — «нож Боуи»], молоток и топорик. На ноже были хорошо заметны красные пятна и потёки, которые выглядели как высохшая кровь.

При извлечении грудной клетки из «чайного» ящика врачи воспользовались палкой, которой накануне орудовал Тренхольм при осмотре ассенизационной камеры. Острым концом этой палки грудная клетка была повреждена, в результате чего в ней образовался прокол до 1 см диаметром. В дальнейшем по поводу этого повреждения возникло множество вопросов и членам коронерского жюри пришлось особо разъяснять, что этот прокол имеет некриминальный характер и является следствием небрежности их [членов жюри] работы.

Также в лаборатории был найден турецкий кинжал с ручкой из серебра, вполне годившийся на роль холодного оружия. Привлекла к себе внимание и верёвка с крючком-«кошкой» на конце. И хотя члены коронерского жюри не совсем понимали, как её можно было использовать при убийстве и расчленении человека, этот предмет также посчитали уликой и изъяли из лаборатории.

Подозрительные предметы, найденные в химической лаборатории профессора Уэбстера, которые, по мнению следствия, могли иметь какое-то отношение к убийству и расчленению неизвестного мужчины в этом помещении: верёвка с крючком-«кошкой», топорик, нож Боуи, турецкий кинжал с серебряной рукоятью и, наконец, «чайный» ящик, в котором находились человеческие бедро и грудная клетка.

Ещё более подозрительной находкой оказалась пила с потёками чего-то, похожего на кровь, на полотне и зубьях.

Внимание лиц, проводивших осмотр лаборатории и смежных помещений, привлекли подозрительные тёмные следы на лестнице, ведущей в кабинет позади большой аудитории 2-го этажа. Это были тёмно-бурые пятна, похожие на те, что оставляет кровь при падении с высоты. Пятна находились как на горизонтальных поверхностях, так и на вертикальных — выглядело это так, словно кровь разбрызгивалась, производя большое количество вторичных мелких капель. Следы эти до такой степени заинтересовали коронерское жюри, что все деревянные части, на которых они находились, были извлечены и приобщены к делу в качестве улик.

Далее члены коронерского жюри провели осмотр всех тех человеческих останков, что имелись в их распоряжении. Всего было 5 крупных фрагментов:

— грудная клетка с удаленной грудной костью, внутренние органы отсутствуют;

— область таза;

— 2 бедра;

— голень левой ноги без голеностопа.

Поскольку не было повторяющихся частей, скажем, двух грудных клеток или двух голеней левой ноги, можно было считать, что все фрагменты происходят от одного трупа. Конечно, это предположение требовало дальнейшего корректного подтверждения в ходе судебно-медицинской экспертизы, но для первого дня работы коронерского жюри подобная рабочая версия выглядела вполне допустимой.

«Выкладка» человеческих останков, найденных в Гарвардском Медицинском колледже 30 ноября и 1 декабря 1849 года. Грудная клетка и правое бедро были обнаружены в «чайном» ящике, а таз, левое бедро и левая голень — в ассенизационной камере. Ни один из внутренних органов найден не был. Найденные фрагменты принадлежали одному телу, так, по крайней мере, казалось на первый взгляд, его разделение осуществлялось по суставам и выглядело довольно аккуратным.

Отделение ног от торса, а также разделение самих ног, было произведено по суставам, также по плечевым суставам оказались отделены руки. Отделение конечностей выглядело довольно аккуратным, что наводило на мысль о наличии у разделявшего тело человека каких-то хирургических навыков. Впрочем, это впечатление разрушалось тем обстоятельством, что голова была отделена предельно просто и грубо — её отпилили пилой! Напомним, что пила, сильно запачканная чем-то бурым, похожим на кровь, была найдена в химической лаборатории — предположение, что именно этой пилой воспользовался расчленитель, выглядело вполне разумным.

Не вызывало сомнений, что над телом проводились какие-то не совсем понятные манипуляции. Некоторые части выглядели обожженными, но воздействие огня явно было кратковременным и локальным, то есть в печь плоть не помещали. При этом помимо открытого огня на части тела явно воздействовали какими-то химикатами, судя по их воздействию — едкими. Кожа в таких местах выглядела обесцвеченной и необычно мягкой, подвижной, как будто бы истонченной.

Человек, который этим занимался, явно преследовал некую цель, но результат его не удовлетворил, и в конечном итоге он решил избавиться от фрагментов тела простейшим образом — выбросив их в ассенизационную камеру. Эти соображения рождали массу уместных вопросов: что именно хотел сделать с телом неизвестный? где он мог обжигать открытым пламенем части трупа? почему он сразу не выбросил их туда, где в конечном итоге они оказались найдены?

Отсутствовали те части тела, которые позволили бы быстро и с высокой надёжностью опознать труп — голова и кисти рук. На тех частях тела, что имелись в распоряжении «законников», не было ничего, что помогло бы идентификации — ни татуировок, ни шрамов, ни каких-то особенных родимых пятен. Отсутствие головы и лодыжек не позволяло «собрать» комплектный труп и точно определить его рост. Конечно, можно было сделать кое-какие соображения по косвенным признакам, но они грешили неточностью и требовали дополнительной работы. Единственной интересной деталью, до некоторой степени необычной и потому способной помочь опознанию, являлось чрезмерное оволосение — густой волосяной покров присутствовал на спине и даже плечах расчленённого трупа. Особенность эта была довольно редкой, но не уникальной, встречающейся у нескольких процентов мужчин.

Имелась ли у Паркмена аномальная волосатость?

Все, присутствовавшие при обыске лаборатории, знали, как выглядел Джордж Паркмен, а, по крайней мере, два члена