Книга Четвертое июня. Пекин, площадь Тяньаньмэнь. Протесты - Джереми Браун

остался без распределения[140]. Он остался один на один с проблемой трудоустройства.

Поиск собственного пути вместо получения рабочего места в конечном итоге устроило Пу, но решение открыто бросить вызов партии во время чистки резко изменило его будущее. Пожилых, которые вели себя так же вызывающе, как Пу, не затрагивали серьезные жизненные изменения. Известный переводчик Ян Сяньи, 74 года, пожертвовал деньги и бутылки с водой демонстрантам, а также подписал несколько петиций правительству о продолжении политических реформ и обеспечении свободы прессы. Более серьезным было его интервью «Би-би-си» от 4 июня 1989 года. Ян вспоминал, что журналист позвонил из Лондона «и спросил меня, что я думаю о расправе. Я все еще был в ярости и по телефону обличал виновных в преступлении, называя их фашистами» [Yang 2002: 291].

Через несколько дней Ян узнал от друга, что полиция хочет его арестовать. Он нашел убежище в доме друга, а затем отправился поездом в Чанчунь, чтобы спрятаться у своей дочери. Через три дня он вернулся в Пекин и написал секретарю парткома журнала «Китайская литература» записку о том, что без разрешения разговаривал с иностранными журналистами, что является «нарушением партийной дисциплины… Я просил о дисциплинарном взыскании. Я не сказал, что раскаиваюсь или сожалею о содеянном» [там же: 295]. В последующие месяцы заместитель министра культуры (и известный актер) Ин Жочэн трижды навещал Яна[141]. Ян вспоминал, что каждый раз Ин неопределенно говорил, что «надеется, что я передумаю». Ян не хотел. Когда в будущем пути мужчин пересеклись, Ян писал: «Он больше не пытался промывать мне мозги» [там же: 296].

Распорядок дня Яна был обычным до начала 1990 года, когда в «Китайской литературе» началась партийная перерегистрация. Ян написал заявление о выходе из партии. «Поскольку я чувствовал, что не могу признать, что сделал что-то неправильное, и я все же осудил тех, кто находится у власти, кто несет ответственность за трагический инцидент, – пояснил он, – я решил, что не могу принимать участие в этом процессе перерегистрации». Секретарь партии сказал именно то, что должен был сказать согласно правилам: «Проблемы Яна серьезные, но его можно простить, если он искренне раскается» [там же].

Десяток человек из партийного отделения Яна собрались, чтобы обсудить его ситуацию и проголосовать. Половина присутствующих раскритиковала откровенность Яна после расправы. Когда пришло время голосования, все подняли руки – за исключение из партии. Согласно политике чистки, людям, которые заявляли о желании выйти из партии, не разрешалось этого делать. Они должны были быть официально исключены – просьба о выходе была основанием для исключения[142]. Ян принял решение партийной ячейки, в дальнейшем у него не было проблем из-за неповиновения.

Если бы Ян хотел, он, вероятно, мог бы сохранить свое мнение о трагедии и одновременно остаться в партии. Именно это произошло с поэтом Шао Яньсяном, которому всего через шесть дней после расправы исполнилось 54 года. В 2009 году Шао просматривал старые документы и обнаружил решение Руководящей малой рабочей группы по чистке в Китайской ассоциации писателей о его перерегистрации в партии от 23 февраля 1991 года. Воспоминания Шао о процессе, а также текст оригинала документов о чистке доступны в интернете[143]. В личном резюме Шао, написанном в июне 1990 года, он отметил, что был в США на конференции с 25 апреля по 18 мая 1989 года. Однако Шао не хотел говорить ничего положительного о том, что произошло дальше. «Возможно, использование современного оружия для решения проблем было не лучшим решением», – написал он. Как у члена партии, признал Шао, у него не было иного выбора, кроме как принять официальную точку зрения на то, что произошло в мае и июне 1989 года. Он писал:

Я помню, как мои революционные наставники всегда указывали, что правительство не должно опрометчиво применять силу против собственного народа. В 1950-е годы Мао Цзэдун говорил нам, что категорически запрещается открывать огонь по массам. По этой причине, пожалуйста, позвольте мне сохранить свое личное мнение по этому вопросу.

Несмотря на неповиновение Шао, в партийной организации все прошло гладко. 28 июля 1990 года 15 сотрудников единогласно одобрили его перерегистрацию, заявив, что Шао «поддерживает коммунистические убеждения, одобряет основную линию партии… и подвергает самокритике свои ошибки во время беспорядков». Однако человек, возглавлявший малую группу по проведению чистки в Китайской ассоциации писателей, отметил «личное мнение» Шао и не только хотел отказать ему в перерегистрации, но и обвинил его партийную организацию в халатности. Когда руководитель малой группы по проведению чистки спросил, как Шао удалось избежать наказания за этот акт неповиновения, глава партийной организации сказал, что поскольку Шао процитировал заветные слова Председателя Мао, опровергнуть его было невозможно. Это еще больше разозлило руководителя малой группы по чистке, и он попросил у Центрального организационного отдела разрешения на исключение Шао из партии. Центральные власти ответили, что члены партии имеют право придерживаться своего личного мнения. Группа, проводящая чистку в его рабочем подразделении, в конечном итоге вынесла в отношении Шао «внутреннее партийное предупреждение», которое обсудили в партийной ячейке и по которому в сентябре 1991 года было проведено голосование. Девять человек проголосовали за, пятеро были против, пятеро воздержались, один не участвовал в голосовании.

Руководитель работы по чистке в Китайской ассоциации писателей, вероятно, следовал изданным в феврале 1990 года инструкциям Центрального организационного отдела по перерегистрации о том, как обращаться с членами партии, которые «не смогли исправить свои ошибки». Согласно этой политике, в принудительных условиях чистки несколько слов в поддержку четырех основных принципов не считались изменением своего мнения [Цзотаньхуэй цзияо 1990]. Таким образом, открытое осуждение Шао репрессий должно было привести к его исключению из партии. Но группа по чистке в его рабочем подразделении, по-видимому, не получила служебную записку, в которой сообщалось, что в конце мая и начале июня 1990 года бывший «глава экономики» Чэнь Юнь, один из «восьми старейшин» и директор Центральной консультационной комиссии, фактически запретил любые дальнейшие исключения из партии по политическим причинам [Цзинь и Чэнь 2005]. Столкнувшись с перспективой исключения четырех членов Центральной консультационной комиссии из партии (Ду Жуньшэна, Ли Чана, Ли Жуя и Юй Гуанъюаня, которые занимали аналогичную Шао Яньсяну позицию), Чэнь приказал оставить в партии допустивших ошибки во время «турбулентности» 1989 года. Ли Жуй вспоминал, как Чэнь Юнь сказал: «Мы больше не можем так делать. Если мы это сделаем [выгоним их], нам придется реабилитировать их позже» [Ли 2008: 18]. Еще нужно было завершить кампанию по перерегистрации, но нежелание Чэня «вычистить» своих непосредственных коллег или вернуться к их делам в будущем отменило все предыдущие политические директивы. Работа по чистке закончилась ничем.

* * *

Чистка была необходима для отсеивания тех, кто был против действий партии в отношении протестов, а также для истинной оценки поведения объекта чистки во время движения за демократию. Эта кампания провалилась. Но остановиться и признать провал означает пренебречь двумя важными моментами. Во-первых, предположение Пу Чжицяна о том, что целью чистки было заставить смириться с реальностью после расправы, а не искреннее выражение лояльности. В этом отношении чистка достигла своей цели. Большинство написало половинчатые и нечестные сочинения-размышления. Они знали потенциальную цену неповиновения. Во-вторых, сосредоточение внимания на формальном характере чистки игнорирует важные контрпримеры. Некоторые рабочие подразделения были названы «зонами серьезного бедствия» (чжунцзайцюй), потому что их коллективное