Книга Старшая сестра - Надежда Степановна Толмачева

когда сбивчиво, волнуясь, говорила ему:

«Хочется, папка, чтобы каждый наш камень человеку служил, все, что в земле хоронится, добыто бы для пользы людей было!»

Глубоко задумалась Лиза. Да, личная жизнь сложилась неудачно. Но разве ее, Лизу, можно назвать несчастливой? Нет, нельзя, у нее есть любимый труд. Вот без него, действительно, жизнь была бы бессодержательной и бесцельной.

— А ну, разок!

— Е-ще ра-зок!

Лиза недоуменно посмотрела в сторону, откуда неслись эти прадедовские напевы.

— У-ух-нем!

— Е-ще ра-зок!

Голоса неслись со стороны третьего багера. Лиза поспешила туда. Около багера суетились рабочие. Оказывается, в ковшовую раму попал громадный кряжистый пень, похожий на осьминога. Его корни-«щупальцы» запутались в цепи. Багермейстер не выключал мотора, надеясь, что пень сейчас извлекут. Лиза приказала выключить багер.

— Энергию тратить попусту нельзя. И когда только вы приучитесь к настоящей экономии?

— Да я ж думал, сей миг вынут! — оправдывался багермейстер. — Ведь сверхплановый добываем, в азарт вошел, Елизавета Георгиевна.

— А вы лучше вон там помогите… с азартом! — кивнула Дружинина на пень, около которого суетились раскрасневшиеся и потные рабочие. Лиза сама хотела спуститься в карьер, помочь, но один из пожилых рабочих по-отцовски отстранил ее.

В это время к багеру подошли Говоров, директор, парторг и представитель треста — инженер.

— Кто это у вас под дубинушку работает, товарищ Дружинина? — спросил директор не без иронии.

— Да вот, видите, пень… — немножко смутилась Лиза.

Между тем пень никак не поддавался — упрямо полз по цепи вниз, касался корнями воды на дне карьера.

Говоров мельком взглянул на смущенное лицо Лизы, и что-то словно кольнуло его. «Ее боль — моя боль, ее радость — моя радость!»

Максим Андреевич сбросил пиджак, спрыгнул в карьер и даже не почувствовал, что ботинки увязли в разжиженном торфе.

Лиза видела, как на его широкой спине под рубашкой дрогнули мускулы.

— Взя-ли! — весело и громко крикнул он, и громадный пень, остатки дерева, которое было, может быть, царем леса, приподнялся и под веселое «ура» был отброшен с цепи в сторону.

Когда Говоров выбрался из карьера, он взглянул на Лизу, словно спрашивая, одобряет она или нет. И Лиза смело встретила взгляд, не боясь, что кто-нибудь прочтет в глазах то, чем переполнено сердце.

Потом все пошли в центр участка, где поблескивала на солнце новыми частями торфоуборочная машина. Ее только сегодня утром сняли с железнодорожной платформы.

— На вид значительно лучше прежней, — сказал директор, оглядывая машину. — Не так громоздка.

— Да, габарит хорош, — согласился инженер из треста, — какова-то она будет в действии?

Максим Андреевич ничего не сказал. Заложив руки за спину, он, слегка хмурясь, посматривал на машину.

Складочка между бровями делала его лицо резким, неприветливым. Лизе даже показалось, Максим Андреевич равнодушен к машине. Как он может оставаться спокойным сейчас, когда испытывается его детище? Десятки бессонных ночей провел он, обдумывая конструкцию торфоуборочной машины, изменяя ее, дополняя.

Максим Андреевич прошелся вокруг машины, посмотрел в сторону водителя Багировой.

И Марфуша Багирова не замедлила. Крикнула звонко:

— Пошла!

Негромко и мягко заработала новая машина, ровно пошла по полю, устланному длинными рядами торфокирпича. Там, где проходила машина, оставалось чистое место. Кирпичи по ленте транспортера сползали в объемистый кузов машины. Когда кузов заполнялся доверху, машина шла к штабелям, вытряхивала кирпич.

— Хорошая машина! — Илья Васильевич самодовольно улыбнулся.

Все одобрительно говорили:

— Ничего не скажешь — производительно работает.

— Можно рекомендовать заводу к массовому выпуску, — сказал представитель треста.

Максим Андреевич, казалось, не слышал этих замечаний. Он не сводил глаз с приближающейся машины. Даже ни разу не взглянул на Лизу. А когда она, не утерпев, подошла к нему и тихо сказала: «Хорошая машина. Очень!», он только кивнул головой.

Лиза, увидев его блестящие и влажные глаза, подумала: «Да она… эта машина ему дороже, чем я…» Ей стало и грустно и радостно: «Человек идеи. Он может забыть меня… свое личное вообще, если это потребуется… Но я от этого, кажется, еще больше люблю его».

2

Дома она в этот вечер бралась то за одно, то за другое дело и все в конце концов откладывала в сторону. Пробовала читать, но скользила глазами по строчкам, не улавливая смысла слов.

С Говоровым сегодня в полдень Лиза встретилась по дороге в управление. Шли молча. Только у самых дверей управления Лиза поймала на себе вопрошающий взгляд Говорова. Но сказал он спокойно:

— Сегодня после работы зайдите ко мне в управление. Я вас буду очень ждать.

Она отвела глаза, упрямо бросив:

— Вы же знаете, что я не приду.

— Знаю, что придете. Очень прошу…

…«Нет, не пойду»… А глаза то и дело смотрели на часы. Только на миг представились почему-то руки Говорова. Вот они сжали ее лицо… Что-то он шепчет ей. Она слышит его голос. Лиза мучительно зажмурилась: «Максим, мой родной Максим!»

Потом она встала из-за стола. Проходя мимо зеркала, мельком взглянула и… не узнала себя. Ты ли? В глазах и песня, и радость, и тревога-тревога… «Ну, что делать-то будешь?»

Раздался телефонный звонок. «Он!»

Но в трубке — тягучий голос дежурной телефонистки.

— Я вас слушаю, — сказала Лиза упавшим голосом.

— Товарищ Говоров звонил с участка час назад, ваша квартира не отвечала. Он просил вас в восемь часов быть в управлении и взять с собой отчет за последний месяц.

— Благодарю вас! — крикнула Лиза и обмерла от радости, зазвеневшей в собственном голосе.

…Уже идя по коридору управления, Лиза думала: «Как нехорошо! Он сейчас будет объясняться… В кабинете… Ну, нет, не выйдет, Максим Андреевич. Я вас ни у кого красть не хочу. Вот сейчас приду, положу отчет перед вами — и до свидания».

Говоров стоял у окна, курил. Когда Лиза вошла, резко обернулся к ней.

— Пришла! — И вздохнул, словно принесенный груз с плеч сбросил. — Боялся, думал не придешь. — Порывисто шагнул к ней, но на полпути остановился. — Нет, не надо! Не за тем звал…

Лиза протянула ему синюю тетрадку с отчетом.

— Пожалуйста.

Он улыбнулся покровительственно и грустно.

— Ты же знаешь, я его уже смотрел, девочка.

В открытое окно до второго этажа долетали возгласы со спортивной площадки:

— Гол! Гол!.. Так! Миша, посильней, с чувством забей!

Говоров подошел к Лизе, сел напротив.

— Помните, вы первый раз сюда пришли… Так же сели. Впрочем, вы все знаете. — Он взял ее руку, сжал в больших теплых ладонях.

Лиза хотела высвободить руку и не могла заставить себя это сделать. Она только прошептала:

— Не надо, Максим Андреевич…

— Правильно, Лиза, не надо! И я так же думаю. — Он включил настольную лампу, хотя в кабинете было почти совсем светло. —