Книга Гибель советской империи глазами последнего председателя Госплана СССР - Владимир Иванович Щербаков

что – незаконной забастовкой? Какие предприятия вообще лишались права на прекращение работы? Было снято указание на то, что этот перечень определяется правительствами республик. Однако приводился столь длинный перечень отраслей, сфер деятельности и правительственных органов, которые не имели права на забастовки, что появлялось ощущение: легче назвать те производства и организации, которые такие права получали.

В самом деле, не могли бастовать работники, занятые в непрерывном производстве, на транспорте, в энергетике, связи, оборонных отраслях (кроме подразделений, выпускающих гражданскую продукцию), ну и, разумеется, государственные служащие, работники предприятий и организаций, на которые было возложено выполнение задач по обеспечению обороноспособности, правопорядка и безопасности страны.

Неясным оставался вопрос об имущественной ответственности за ущерб, нанесённый народному хозяйству в ходе забастовки. На что мог рассчитывать участник забастовки? Если она признавалась незаконной, это влекло за собой дисциплинарное взыскание, вплоть до увольнения. При участии же в законной забастовке сохранялось рабочее место и общий трудовой стаж. А вот зарплаты не полагалось (возможны были лишь выплаты из забастовочного фонда, если он создан).

Такова была практика, применяемая во многих странах.

И тем не менее этот документ впервые в СССР законодательно признавал право трудящихся на стачечную борьбу и регламентировал её. Проект учитывал мировой опыт и мог служить хорошей базой для выработки принципиально нового для советской власти закона.

9 октября члены Верховного Совета одолели-таки последнюю, пятнадцатую, статью проекта Закона СССР «О порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов)» и он был большинством голосов принят.

В. И. Щербаков оценил закон по горячим следам, как «достаточно взвешенный». В соответствии с ним право на забастовку как крайнюю меру разрешения трудового спора получило своё законодательное оформление.

Щербаков В. И.: «Приняли закон депутаты легко, не были им довольны, пожалуй, только профсоюзы. Именно после этого мы с ними поссорились. Об этом я ещё расскажу».

Однако с ним не был согласен друг и коллега Владимира Ивановича – министр финансов СССР.

Павлов В. С.: «Правительство потерпело неудачу. Во время обсуждения проекта в Верховном Совете под прямым нажимом Горбачёва суть закона была выхолощена. И свели его всего лишь к вопросу о трудовых конфликтах. Как и всё горбачёвское, закон получился аморфным, недееспособным, выродившись в очередное пропагандистское мероприятие. В лучшем стиле брежневской эпохи Горбачёв повёл линию на то, что в СССР политических забастовок быть не может в принципе. Потому само упоминание об их запрете попросту излишне»[78].

Щербаков В. И.: «Писать законопроект пришлось мне. Горбачёв к нему никакого отношения не имел. Со всеми стачечными комитетами нужно было встречаться нам с Павловым и Щадовым. Мы приняли их не одну сотню!

В стандартный комитет входили, как правило, директор, председатели профкома и совета трудового коллектива (СТК) и один наиболее крикливый рабочий. Иногда даже секретарь парткома.

В процессе тех встреч пришёл опыт, я не назвал бы его мудростью. Он заключался в том, что в первое время я старался сразу после приезда к бастующий регион оперативно погасить все конфликты. Но вскоре понял, что это бессмысленно и даже вредно для дела.

Да и стало ясно, что, прежде чем ехать куда-то самому, надо десять раз подумать. Ведь, как только приезжал министр, все первые лица в регионе пропадали! Прятались секретарь обкома, председатель облисполкома, в республиках нельзя было найти местных секретарей ЦК. И ты становился главным начальником из Москвы, который за всё в ответе. Все помои, которые здесь накопились, выливались на тебя.

Потом же, когда в конце поездки начинался “разбор полётов”, все говорили: “Ну ты же там был! Что ж ты не ответил на выпады против партии?” Причём, претензии эти высказывали вылезшие из щелей местные партийцы.

На Политбюро, когда докладывал об итогах поездок, я прямо заявил: “Нужно разобраться, что собой представляют сегодняшние стачечные комитеты?! Кого они представляют? Кто выступает против кого? Особенно, если во главе их местный партийный лидер и ставится вопрос об изъятии 6 ст. Конституции[79]. Что в этом случае делать?”»

Впрочем, политические забастовки были запрещены законодательством многих стран. В этом была своя логика: для выражения политических требований существуют иные формы – демонстрации, митинги, предвыборные кампании. Однако практика забастовочного движения к тому моменту обгоняла представления законодателей – уже осенью люди одновременно стали выдвигать требования экономического и политического характера, не видя иных путей решения накопившихся проблем.

Тем временем Госкомстат СССР подсчитал, что с января по сентябрь 1989 года в результате массовых невыходов на работу страна потеряла в промышленности и строительстве более 5 млн человеко-дней – и это при дефицитах! – недодача продукции почти на полмиллиарда рублей.

Владимир Иванович комментировал.

Щербаков В. И.: «Всю ответственность за незаконные действия должен взять на себя тот, кто их допустил. Во всём мире так. Да и по действующему законодательству, если человек не работал по своей вине, он не получает зарплаты. А чья вина в Кузбассе? Трудно разобраться. И правительственная комиссия приняла решение: оплатить 100 % тарифной ставки”[80].

Тем более что, не решив этого вопроса, можно было только разогреть и без того напряжённую обстановку. Тогда одна из встреч в Кремле закончилась темпераментным заявлением шахтёра: “Не выйдем из забоев, пока не выплатите долг за дни забастовки!”»

Отметим: что данный закон стал первым крупным законом, принятым тем составом Верховного Совета СССР.

Размышления по поводу… «Второй фронт»

Щербаков В. И.: «Так уж сложилось, что нам, представителям государственной власти, именно против МДГ[81] пришлось открыть второй фронт, если первым считать попытки каждый раз отстоять свои предложения в ЦК КПСС. Самое любопытное при этом, что и мы, и межрегионалы желали одного и того же и столь же одинаково не представляли в деталях, как этого добиться. Они умели горячо, красиво и убедительно говорить, но конкретика их предложений бывала в ряде случаев абсурдна.

Взять хотя бы лозунги, под которыми они шли во власть. “Убрать из Конституции 6 статью” (о руководящей и направляющей роли КПСС). Хорошо, убрали, дальше что? “Разрешить многопартийность” – пожалуйста, уже разрешено законом, создавайте свои партии. Дальше? “Все богатства принадлежат народу!” А было по-другому? Бюджет СССР – он чей, Совмина или ЦК КПСС? Он на все народные нужды и тратится. Нет, отвечают, всё должно принадлежать местным Советам – земля, недра, производственные здания, прочие материальные ценности, а они будут определять, как ими распоряжаться – разрабатывать, сдавать в концессию и т. д. Говорим: хорошо, предположим, взяли в разработку эту идею. Вот есть Тюмень, есть Сургут, Ханты-Мансийск. Внутри каждого города и в регионе проживают несколько народностей.