Книга Пятнадцать ножевых. Том 5 - Алексей Викторович Вязовский

любил этот жанр, а вот сейчас мне офигенно нравится. Да что угодно, лишь бы нас не слышно было. Да мало ли что: Бабич застонет от боли, я пошевелюсь… Журналисты не имеют права участвовать в событиях. Обнаружив нас, они должны, наверное, сдать нас властям. Даже такой вариант развития событий лучше лагеря. С паками Красный Крест намного быстрее договорится. А в идеале, конечно, посольство или миссия Красного Креста. Оттуда, как с Дону — выдачи нет. Могу я попросить политического убежища в Швейцарии на основании владения собственностью? Блин, доехать бы для начала, а потом думать.

* * *

Спалили нас где-то в чистом поле, часа через полтора. Журналисты остановились облегчиться. Федя неловко повернулся и громко ахнул во время резкой парковки. Музыка не играла, так что внимание мы привлекли.

К чести американцев, кричать никто не начал. Майкл открыл багажник, увидел нас — и сразу захлопнул. И они вместе поперли куда-то в сторону, совещаться. Впрочем, решение они приняли довольно быстро. Сели сзади, и Дэвид сказал, без капли укоризны в голосе:

— Эндрю, ты и твой товарищ должны покинуть машину. Мы не можем вас куда-то отвозить. Если станет известно… Нам тут не дадут больше работать.

— Если вы промолчите, не узнает никто. Я никому не скажу, мой товарищ — тоже. Но он нуждается в медицинской помощи. Без нее он погибнет! А вы будете убийцами.

Ну да, грубая манипуляция. А что делать?

Дэвид предпринял последнюю попытку:

— Но по дороге возможно будут проверки!

— Думаю, вы знаете, как их объехать или дать взятку. Да и кто станет проверять американских журналистов?

— Хорошо. Куда вас отвезти? — американцы сдались. Разрешили переложить Бабича на заднее сидение, накрыли его брезентом. Я остался в багажнике.

Потянулись долгие часы пыльной дороги.

* * *

Квадратный красный флаг с белым крестом подтверждал — не обманули акулы пера, привезли куда надо. Ворота были закрыты, а калитка — открыта. Неподалеку стоял полицейский, но, если он и посмотрел на меня, то сделал это крайне незаметно.

— Подожди меня тут! — я прислонил шатающегося Бабича к стенке. Потом подумав, посадил на скамейку у входа. Капитан был — краше в гроб кладут. Опять промокли кровью повязки, новых у меня уже не было.

— Я подожду, давай, иди.

Я шагнул в проходную и уперся в турникет. Из окошка выглянул парень европейской внешности в застегнутой на все пуговицы белой рубашке. Я почему-то подумал, что у него наверняка установлен кондиционер, чтобы он не перегрелся. С мощным немецким акцентом он спросил, чего я тут забыл.

— Меня зовут Андрей Панов, — сказал я, глядя ему в глаза. — Я и мой товарищ были захвачены в плен в Афганистане и незаконно вывезен на территорию Пакистана. Помогите!

— Товарищ?

— Да. Он на улице. Ему нужна скорая!

Никогда еще мой английский не был столь убедителен.

Эпилог

Телефон звонил долго, на том конце провода кто-то решил взять нас измором. Первой не выдержала Анечка, зевнула и пошла брать трубку. А я перевернулся на другой бок. Снился мне Никита Андреев. Он держал Стечкин возле головы душмана и сам был на мушке у толпы бородачей. Мелкими шажками, дергая головой туда-сюда отступал назад. А я знал, что лейтенант сейчас оступится, взмахнет руками и его тело изрешетят пули. И ничем, совсем ничем я не смогу помочь. Даже предупредить не получится. Старый сон. Надеюсь, когда-нибудь мне перестанут его показывать.

— Это тебя, — сказала она, поздоровавшись с неизвестным, но весьма назойливым собеседником.

— Я же просил меня не трогать сегодня! Скажи, что все вопросы — в понедельник, и ни секундой раньше.

Попытка закрыть глаза и досмотреть какой-нибудь другой сон, где Андреев не погибал — не увенчалась успехом.

— Говорят, из Стокгольма, это очень важно.

— Что может быть такого важного в этом самом Стокгольме, способного оправдать прерванный выходной? — вздохнул я, но трубку взял. — Слушаю.

— Герр профессор Панофф? — с жестоким скандинавским акцентом спросил мужской голос.

— Да, он самый.

— Добрый день, господин профессор Андрей Панофф, — продолжил говорящий. — Меня зовут Ян Линдстен. Я председатель Нобелевского комитета в Каролинском институте и имею удовольствие сообщить, что вам присуждена в этом году Нобелевская премия по медицине. Вам и господину профессору Морозофф, — добавил он.

— Спасибо за известие, — сказал я и повесил трубку.

— Чего хотели? — спросила Аня, вставая. — Я чайник поставлю.

— Срочно надо купить тебе новое вечернее платье, — сказал я. — И не строй никаких планов на начало декабря. Мы едем в Стокгольм.

— Зачем? — спросила моя любимая. — Ты яичницу будешь?

— Получать Нобелевскую премию! — я потер лицо, пытаясь окончательно проснуться — Сейчас позвоню Морозову и надо будет отключить все телефоны! А то через пол часа об этом узнают все, и тогда — прощай, отдых.

* * *

Организовали поездку как президентам или арабским шейхам: бизнес-класс, встреча с цветами у трапа, «вольво-пульман» с водителем, готовым двадцать четыре часа в сутки — специально только для нас. Про машину, естественно, самого черного цвета из всех возможных, мы после пограничного контроля узнали, но эта помеха была крайне малозаметной. Я вспомнил, как нас в Вене возили в автобусе и поселили в иммигрантском районе. Почувствуйте разницу, как говорится. А тут и чемоданы за тебя грузят, и в салоне напитки предлагают. Эх, на такое я согласен.

Аня тоже была под впечатлением. На лимузинах ей и раньше случалось кататься, но в качестве жены лауреата Нобелевской премии — в первый раз. И хотя пыталась моя спутница держать покерфейс, мол, нашли чем удивить, но получалось это у нее не очень успешно.

Первым, кого я увидел в лобби стокгольмского «Гранд-Отеля», был еще один нобелевский лауреат. По литературе. Бродский стоял у стойки регистрации и курил, посекундно стряхивая пепел прямо на ковер. Вряд ли он это замечал — вид у него был весьма задумчивый, но я на всякий случай поздоровался:

— Здравствуйте, Иосиф Александрович.

Аня где-то сзади командовала белл-боем, который выгружал наши чемоданы, так что с великим поэтом мы оказались, что говорится, тет-а-тет. Бродский даже дернулся немного, и слегка недоверчиво посмотрел на меня.

— Мы знакомы?

— Нет, но не беспокойтесь — я не журналист и не охотник за автографами. А вот моя жена, наверное, захочет