Книга Ведьма в Царьграде - Симона Вилар

Она не осмелилась ответить, опасалась, что голос ее выдаст. Это же Свенельд! Она знает его много лет, была его женой… и не забыла еще, как с ним может быть сладко!.. Свенельд. Даже имя его казалось ей сейчас манящим и обещающим. Пылкий парень. Огненный.

Но Свенельд все же заметил ее волнение, поглядел более пристально. Она улыбнулась, медленно и зовуще. Грудь ее вздымалась. Но теперь и Свенельд не мог отвести от нее глаз. Тоже улыбнулся — так понимающе, ласково. Только глаза его остались серьезными.

Они долго смотрели друг на друга в лунном свете, под чужим небом, в чужом краю… Но при этом ничего не замечали, словно забыв, и где они, и что уже давно не пара, что сами отказались от этого… И все же когда Свенельд склонился, Малфрида была не в силах сдерживаться. Резко подалась вперед, прильнула к его теплым улыбающимся устам. И глухо застонала, когда он накрыл ее губы своими, когда языки их встретились, а руки варяга медленно и сильно прижали ее к себе. Близкое дыхание опалило… Стук сердца оглушил…

Утром, когда совсем рассвело и смолк звук колоколов, на «Оскаленный» прибыл сменить Свенельда боярин Сфирька. Корабельщики подали ему руку, помогли взобраться на борт.

— Что тут у вас приключилось? — спросил маленький боярин. — Вон к княгине опять люди от патриарха прибыли и гневаются шибко. Опять шалила, что ли, Малфрида?

Выслушав ответ, Сфирька привычно смял в кулаке бородку.

— Надо же. А ведь княгиня ведьме своей наказала строго-настрого не злить этих святош.

— Да они сами того… лезли, куда не просят, — ответили ему. — Зато сейчас Малфрида угомонилась. Ну, когда Свенельд ее приласкал и утихомирил. Вон спят еще.

Сфирька сообразил, о чем речь, хмыкнул. Прошелся, перешагивая через скамьи туда, где на настиле высилась палатка у мачты.

— Да оставь ты их, — сказали ему. — Они только под утро угомонились. И в кои-то веки чародейка не скрежетала зубами и не подвывала, покуда колокола звонили. Отвлек ее воевода, утешил.

Но Сфирька решил сам убедиться. Осторожно отодвинул край полога у входа в палатку, глянул. Так и есть, спят. И сладко спят, даже проникший внутрь солнечный луч их не побеспокоил. Малфрида, нагая, прикрытая лишь до бедер, лежала на своих разметавшихся темных волосах, руки беспечно раскинуты. Варяг спал рядом, обнимая ее, и его сильная рука покоилась на округлой груди чародейки.

Сфирька осторожно опустил полог и дал знак приблизить к кораблю лодку. Перебрался через борт, устроился на корме и велел плыть назад.

— Нечего мне торчать тут, — бормотал под нос. — И без меня обойдутся.

Глава 11

Патриарший дворец владыки Полиевкта находился неподалеку от храма Святой Софии. Русскую княгиню уже не в первый раз приглашали на прием к его святейшеству, особенно после того, как Григорий уверил Полиевкта, что Ольга уже достаточно хорошо владеет греческим, чтобы общаться без переводчика. Вот патриарх и пожелал наладить отношения с правительницей Руси. Причем ему понравилось разговаривать с этой мудрой женщиной, да и Ольга стала получать удовольствие от бесед с главой христианской Константинопольской церкви — ей всегда было интересно с умными собеседниками, к тому же общение с патриархом в глазах Ольги несколько умаляло ее досаду от того, что доступ в Палатий для нее по-прежнему был закрыт. И все же одна неприятная деталь не давала ей покоя: Полиевкт не оставлял своих намерений убедить княгиню отказаться от ведьмы. Он уверял, что прибывшая с Ольгой чародейка — темное и злое существо; архонтесса сама должна это понимать, так как видела, как проявилась истинная сущность Малфриды, едва та оказалась в храме, где хранились чудотворные иконы и великая святыня — покров самой Божьей Матери. Полиевкт доказывал, что Ольге небезопасно держать подле себя столь непредсказуемое и опасное существо. Но когда он начинал особенно настаивать, Ольга делала вид, что недостаточно владеет речью ромеев, не совсем понимает его. Полиевкт легко угадывал ее хитрость, но настаивать прекращал. Лишь ограничивался заверением, что Ольга сама вскоре убедится в правоте его слов.

Русская княгиня продолжала упорствовать. Далась им эта выходка Малфриды в храме! Вон Полиевкт на свои святыни ссылается, а того не поймет, что если у святынь свое чародейство, то у ведьмы свое. Сама Ольга больше думала о Малфриде как о верной подданной, а не о дьяволице, как уверяли ее священники. Вот отец Григорий тоже только и твердит, что из-за Малфриды Ольга может свести на нет все планы посольства. Как будто княгиня сама этого не понимала. Но понимала она и то, что, не допуская ее встречи с императором, византийцы также дают понять свое превосходство. Что ж, пусть они считают ее дикаркой, однако Ольге было чем гордиться, чтобы оставаться верной себе. Разве не она взяла под свою руку воинственные племена славян, заставила их вождей почитать себя, покарала недовольных, но при этом дала мир и процветание целому краю! А тут ей все чаще намекают, что она всего лишь гостья, видят в ней не равную, а просто одну из просительниц. Это оскорбляло княгиню, делало ее все более упрямой. Может, поэтому она ни разу не вошла в храм, являющий собой величайшую гордость ромеев, — в Святую Софию, Премудрость Божию.

Патриарх вновь пригласил княгиню к себе для беседы. Ольгу поднесли к резиденции патриарха в богатых носилках под балдахином из тисненой кожи, удерживаемым над головой четырьмя угловыми стойками, под которыми располагалось похожее на трон кресло. Княгиня грациозно сошла с него, опираясь на руки служителей, — красиво причесанная, облаченная в богатые одежды, намащенная розовым маслом. Как и в юности, ей нравилось наряжаться, производить впечатление. И теперь она величаво поднималась по мраморным ступеням, шелестя складками темно-синего одеяния, по подолу которого серебром были вышиты завитки виноградных лоз. Перед ней расступались, давали проход, пока из украшенной барельефом двери не вышел навстречу важного вида сановник, поклонился, учтиво прося немного обождать в приемной. Ольга не любила ждать, хотя именно так, в ожидании, и проистекала ее жизнь в Царьграде.

В патриаршей приемной ждали и иные посетители — византийские патриции, иноземные гости, священнослужители христианской Церкви. Группами и поодиночке они заполняли весь длинный приемный зал, стояли у желтовато-белых мраморных ступеней лестницы, уводивших во внутренние покои, или ожидали, когда позовут, устроившись на покрытых коврами длинных скамьях вдоль стен. Ольга отошла к высокому распахнутому окну, откуда хорошо было видно грандиозное здание храма Святой Софии. Его увенчанный большим золотым крестом купол, казалось, реял под самыми облаками, удерживаемый светлыми монолитными стенами. Те из прибывших с Руси спутников Ольги, кто уже побывал внутри, в один голос уверяли, что внутри храма просто немыслимо прекрасно, а свод огромного купола кажется невесомым, парящим так высоко, как могут летать только птицы небесные. И все, кто видел это чудо, начинали дружно говорить о величии христианского Бога, уверяли, что он и впрямь велик, если люди смогли возвести в его честь столь величественное чудо, ибо иначе, чем чудом, Святую Софию и не назовешь.