Книга Новые люди. Том 2 - Александр Воропаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тюремщик ничего не спрашивал, ничего не говорил. Он только молчал и смотрел в лицо пленника. Прошло, наверное, пятнадцать минут, а может, и целый час. Он переступил с ноги на ногу и положил руку на один из прутьев. При этом он все так же смотрел в лицо Ардо.
Матиуш поначалу никак не отреагировал на появление странного служителя, а потом это уже ему казалось неуместным – спрашивать, что это его так рассматривают. Отчего-то в этом виделось проявление слабости. Затем он уже нарочно не желал обращать на тюремщика внимания. Ардо хотел оставаться внешне спокойным, холодным, с беспристрастным или, может быть, насмешливым лицом, но чувствовал, что это ему не очень удается.
Тогда он стал искать какую-нибудь удачную фразу, чтобы наконец нарушить болезненное молчание. Мысли разбегались, он то смотрел в ответ, то отводил глаза.
Когда Матиуш уже был совсем готов с раздражением произнести колкость, вдруг обнаружил, что странный тюремщик исчез…
Этой же ночью он проснулся посреди своего извечного кошмара про мальчика в паутине. Все было так же, как всегда: та же тропа, тот же комель упавшего дерева и то же тоскливое чувство в груди, когда он смотрел в глаза жертвы. Только в этот раз во сне он увидел, что у ребенка торчит из шеи тяжелая стрела. Потом вдруг оказалось, что это не арбалетный болт, а блестящие жвалы паука. Тварь подкралась сзади и с хрустом всадила их в тело ребенка…
Матиуш захрипел, дернулся и поднялся на локтях. Камера была освещена одиноким огоньком. Долгие секунды он пытался понять – где он. Опять в темнице? Он ведь попал в Железный лес после Узких земель… При чем тут Железный лес? Про паука – это же сон. Это и не Веселая башня. Там он был с Кади, а теперь тот мертв… В неверном свете Ардо увидел силуэт возле прутьев и отшатнулся к влажной стене. Это казалось каким-то продолжением кошмара.
Но это был не сон. Трещал фитиль в плошке с маслом, и стоял возле решетки вчерашний молчаливый тюремщик. Матиуш окончательно проснулся. Сумасшедше стучало сердце в грудной клетке.
– Что тебе… зачем ты здесь? – прохрипел Ардо. В горло словно насыпали толченого стекла.
Тюремщик отстранился от прутьев, поднял с пола плошку с огнем и все так же молча ушел в темноту коридора.
На следующий день за Матиушем пришли.
Его сначала долго вели по полутемным коридорам. Затем вывели на свет, и он болезненно прикрыл глаза. Некоторое время шел вслепую. Затем обнаружил, что его теперь сопровождают не тюремщики, а стражники. Они были в круглых шапках и мягких бобровых угах. С медвежьими пастями на сюрко и с алебардами в руках. Опять потянулись длинные коридоры, теперь с прорезями бойниц; наконец перед ним открылись тяжелые двери, и его ввели в большой круглый зал. Помещение было набито битком.
Со всех сторон на Ардо смотрели люди. Их было много, и ему было по-настоящему не по себе: он не помнил другого такого положения в своей жизни, когда бы он был объектом такого всеобщего недоброжелательного внимания.
Матиуша поставили в самый центр помещения. Под его ногами располагался круг с все той же разинутой в реве мордой бурого медведя.
– Снимите с него оковы, – прозвучал голос, и с рук пленника сняли цепи.
Ардо повернул голову, ища, откуда прозвучал этот повелительный голос. Но это было не так просто. Люди были со всех сторон. Они сидели в креслах и на каменных скамьях вдоль стен. Скамьи поднимались рядами один над другим, как в театре, – так что там, где находились разодетые в шелка и меха торсы и головы одних зрителей, виднелись облаченные в сафьян ступни других. За спиной у Матиуша вокруг дверей, через которые его ввели, расположились люди попроще, сплошь в военных доспехах. Стояли группами и поодиночке, и все смотрели на него. Столько разных гербов – не только медвежьи. Горящая башня, рука с золотой подковой, скрещенные стрелы, голое дерево… Все чужие и незнакомые. Над гербами и доспехами, над бобровыми и жестяными воротниками блестели десятки глаз. В одних было презрение, в других – злоба или равнодушие, в каких-то азарт и предвкушение, как будто на него делали ставки, но все они были недоброжелательны к нему.
Возле одной из стен Матиуш увидел приподнятую трибуну. Там сидели трое старцев на одной скамье, покрытой медвежьей шкурой.
– Назови себя, – прозвучал опять голос.
Нет, приказ исходил не от этих пожилых мужей. Стражник рядом с Ардо толкнул его в плечо и заставил повернуться правее. Туда, где на полу лежала каменная плита коричневого песчаника, а на ней находился деревянный стул с высокой спинкой. Наверху была вырезана рычащая медвежья пасть. Клыки выкрашены красной краской.
В кресле сидел человек, похожий на Кади, словно его постаревший брат-близнец. Над его глазами поднимались кустистые брови, буйная растительность на щеках тронута сединой.
– Я лорд Хеспенский. Мне кто-нибудь объяснит, по какому праву меня схватили и удерживают? Почему меня привели в это собрание вопреки моей воле? И с кем я говорю? – Неловкость положения подталкивала Матиуша к дерзости, как всегда это с ним бывало.
Лицо мужа на троне налилось багровым цветом. Он поднял руку, останавливая выступившего вперед глашатая, разодетого в пестрые одежды.
– Перед тобой Реин Берн, наглый Сонетр. Я ярл Первого Уступа и лорд всех медведей. Ты на моей земле, и здесь судят преступников законом Бернов, если они на свою беду умудрились избежать мечей наших воинов.
– Разве кто-нибудь доказал мою виновность в каком-либо преступлении? Или быть Сонетром уже преступление?
– Преступление – с тех пор, как единороги, надев черные плащи, стали нападать и жечь селения медведей.
Ярл повернул голову в сторону старцев.
– Я не желаю больше говорить с этим бастардом. Он твой, Великий ареопаг. Пусть никто не упрекнет медведя, что он руководствовался яростью, а не правосудием.
Только что Матиуш уговаривал себя быть умнее и не задираться с правителем медведей, но последняя фраза ярла опять заставила его набычиться. Он даже отставил в сторону ногу и положил руку на бок, на место отсутствующего меча.
– Лорд Хеспенский, верите ли вы в каких-нибудь богов? – прозвучал старческий голос. В этот раз он знал, что нужно повернуться к скамье на возвышении, но ограничился только поворотом головы.
Несколько секунд Матиуш решал, стоит ли вовсе отвечать на этот вопрос. Он подозревал в нем какой-нибудь подвох. Ардо не помнил, чему поклоняются медведи. Может быть, устраивают хороводы вокруг деревянного тотема. Припишут что-нибудь… Но любопытство переселило.
– Пожалуй, порой я допускаю существование Непознаваемого Творца, – соизволил ответить он.
– Мы пытаемся привести вас к присяге, молодой человек, – сказал старец по левую руку от председательствующего, его лысую голову покрывали пигментные пятна так, что она очень убедительно напоминала несоразмерное перепелиное яйцо. – Можете вы перед лицом Непознаваемого поднять руку и поклясться, что из ваших уст не изойдет ни одного слова лжи?