Книга Мисс Бирма - Чармен Крейг

– Вели мне не говорить, – попросила Грейси, все еще пряча в кулаке пузырек.

– С чего бы это?

– Потому что… потому что я не знаю, имею ли право сказать то, что собираюсь.

Подавив дурное предчувствие, Луиза улыбнулась и взяла Грейси за свободную руку.

– Ты имеешь полное право сказать мне все, что хочешь, младшая сестра.

Грейси сжала ее ладонь, но тут же отпустила.

– Я вижу, как тебе хорошо с Кеннетом. И как ему хорошо с тобой. Но ты уверена в том, что делаешь?

– А что, по-твоему, я делаю?

Луиза постаралась удержаться от обвинительного тона, но сестра все равно обиделась. Грейси вскочила и закрыла лицо руками, продолжая сжимать пузырек.

– Это все мама! – простонала она. – Она меня в это втравила! Она не хочет, чтобы ты за него выходила. И дала мне свое дурацкое зелье, чтобы ты его разлюбила.

Мама… Да, в последнее время она была так непривычно холодна… Нет, она не запрещала встречаться с Кеннетом и его друзьями, но постоянно настороже, постоянно следит – что там происходит? недостойное поведение? предательство семейных интересов? радость настолько полная, что вознесет дочь над невзгодами своей матери?

– Дай мне, – протянула Луиза руку.

С почти комическим раскаянием Грейси разжала ладонь, Луиза взяла пузырек, открыла и залпом влила в себя его горькое содержимое.

– Ну вот, – она вытерла губы, – ты выполнила задание. И, надеюсь, рада будешь узнать, что пока никакого эффекта.

– Конечно, я рада, – согласилась Грейси, но с таким сомнением и сожалением, что Луиза тут же пожалела о сделанном.

Впрочем, она мало о чем не сожалела после одного дня.

Как-то раз на вечеринку в Правительственном дворце она позвала Кеннета (отчасти бросая вызов и Кэти, и маме, и Грейси), и там Кеннет мог наблюдать, как генералы Не Вина с вожделением поглядывают на ее задницу. Последовавшая за этим ссора вспыхнула, потому что Луиза не могла игнорировать хмурую раздражительность Кеннета.

– Просто скажи, что не так.

– Ты в самом деле хочешь знать? Я не могу принять твой идиотский образ жизни. Эти нелепые вечеринки…

– Тогда ты не принимаешь меня – не понимаешь меня. Если бы ты меня понимал, то знал бы, что человек может быть разным, что некоторые его черты более настоящие, чем другие…

– А если бы ты сама понимала себя, то сообразила бы, что твое поведение возбуждает в мужчинах похоть…

– Это нечестно!

Луиза не сумела принять последовавшего затем бурного раскаяния Кеннета. Он отшвырнул мотоциклетный шлем, рухнул перед ней и уткнулся лицом ей в колени, приговаривая:

– Я не знаю, что со мной. Я безумно ревную. Прости меня. Прости меня.

А она гладила его чудесные волосы, но пальцы будто омертвели.

Если бы она убедила его или в тот вечер, или в любой другой, после очередной ссоры, что изменится, если бы не начала возводить стену вокруг своего подлинного «я», то, наверное, он поверил бы в ее невиновность, когда таблоиды, словно устав изображать ее олицетворением гармонии, запестрели намеками на то, что у нее роман с Не Вином. Нао Луизу Бенцион видели выходящей из частных апартаментов Не Вина в Капитолии. Нао Луиза Бенцион сопровождает Не Вина в правительственном автомобиле. Разумеется, это было полной нелепицей – Луиза ни разу в жизни не оставалась наедине с этим мужчиной. Но, вместо того чтобы защищаться и оправдываться перед Кеннетом, Луиза спряталась за стеной оскорбленного возмущения и рациональных объяснений.

– Кэти говорит, это все происки Аун Джи, что он подсиживает Не Вина.

– Ты же говорила, что Аун Джи предан Не Вину, как любовница. Ерунда какая-то.

– Ты был со мной каждую минуту.

– Вовсе не каждую.

Луиза не хотела скрывать, что подозрения Кеннета больно ранят ее, но в результате лишь отстранилась, вызвав еще больше подозрений, особенно после того, как Кэти перестала приглашать ее на свои приемы и пошли слухи, будто Луиза беременна от Не Вина.

Конечно, она понимала: можно знать, что любимая невиновна, и одновременно поддаваться искушению поверить в ее неверность, – как понимала и то, что под шквалом подозрений Кеннета на самом деле скрывается убежденность в ее силе и верности. Но Луизу так расстраивала его уязвимость перед сплетнями, что она отказывалась признавать, до какой степени они задевают и ее.

Мы слышали, у вас очень влиятельные друзья, намекнул дантист, пока она сидела в стоматологическом кресле. Не Вин, Не Вин, Не Вин! – издевательски скандировала группа парней в коридоре университета, завидев ее.

Если бы только она могла признаться, что демонстративное нежелание родных обсуждать эту ситуацию породило в ней подозрение, уж не сомневаются ли и они в ней. Если бы только она могла сохранять терпение в отношениях с Кеннетом, а не гасить каждый новый всплеск ледяным отпором.

– Неужели ты не понимаешь, что лучше все прояснить и признаться?

– Если ты считаешь меня виновной, уходи.

Злость победила его любовь к честности, а молчаливый протест Луизы порождал упреки, ранящие как выстрел. Первого марта они до полуночи ссорились за будкой охранника у въезда в их поместье, пока Кеннет не умчался в ярости на своем мотоцикле, а Луиза принялась нервно бродить туда-сюда, надеясь, что он вернется. Проезжавшая по шоссе машина замедлила ход, из нее донесся залп оскорблений в ее адрес, и тогда Луиза направилась домой, где ее встретила встревоженная мама. Она смотрела так испуганно и укоризненно, что Луиза взорвалась, яростно проорав:

– Почему ты меня так ненавидишь?

Наутро она проснулась с дикой головной болью, и тут выяснилось, все произошедшее было лишь прелюдией перед катастрофой. На прошлой неделе У Ну тайно встретился с лидерами этнических меньшинств с целью обсудить федерализацию Бирмы, а этой ночью в столицу вошли танки, и войска Не Вина захватили контроль над правительством. У Ну, многие из его министров и представители власти в национальных районах были арестованы, а Рангун отныне контролировала Армия Бирмы.

«Должен проинформировать вас, граждане Союза, – объявил по радио Не Вин в 08:50, – что в связи с крайне ухудшившимися условиями жизни в Союзе вооруженные силы взяли на себя ответственность и задачу обеспечения безопасности страны».

«Бескровным» назвали переворот газетчики – но он не был бескровным. Отец Мьяи, подруги Грейси, был одним из национальных лидеров, встречавшихся накануне с У Ну. И этой ночью, когда солдаты Не Вина ворвались в его дом, Мьяи – милая, ни в чем не повинная шестнадцатилетняя Мьяи – была застрелена.

– Мне так жаль, – сказала Луиза Кеннету по телефону в тот вечер.

Она утащила телефон, протянув шнур через весь коридор, в свой шкаф, где спряталась, сама не понимая почему.