Книга Что гложет Гилберта Грейпа? - Питер Хеджес

— Мамочка, — зовет он.

— Мамочка уже идет, милый.

Из жестянки начинает валить дым.

— Прощай, Гилберт.

Она выходит из магазина. Бобби Макбёрни распахивает для нее дверцу, и, прежде чем сесть в автомобиль, миссис Карвер опускает на лицо черную вуаль вдовы.

40

После похорон мы с Эми сразу едем домой.

Мама спрашивает:

— Ну, как прошло?

Эми отвечает:

— Хорошо. Народу пришло меньше, чем на папины похороны, но все равно порядочно. Музыки не было, так что служба долго не продлилась.

— Как и жизнь, — говорит мама.

Я направляюсь к лестнице, пряча за спиной жестянку из-под кока-колы.

— На что тебе эта банка? — кричит мне вслед мама.

Пожимаю плечами и смеюсь, не придумав разумного ответа, но не останавливаюсь. У себя в комнате протираю от пыли уголок самой нижней полки стеллажа. Заглядываю в банку и вижу окурок со следами помады. Вспоминаю ощущение знакомых губ. Мне никогда в жизни не доставались ни призы, ни голубые ленточки, ни именные таблички, но, устраивая банку в ее новом доме, по соседству с пенопластовым стаканчиком, где хранятся арбузные семечки от Бекки, начинаю думать, что в конечном счете, видимо, заслужил кое-какие знаки отличия.

В ванной рассматриваю себя в зеркале. А что, неплохо. Расстегиваю ремень на своих коричневых синтетических брюках, отстегиваю галстук; к двадцати четырем годам обзавелся только пристежным галстуком. Учиться завязывать нормальный галстук не собираюсь. Причина в том, что мой отец, затянув петлю вокруг шеи, подал пример, которому неохота следовать. Такой ход мыслей вообще отвратил меня от галстуков; исключение делаю лишь для самых торжественных случаев — для похорон. На похоронах я бывал трижды. В первый раз — у отца, когда мне было семь лет. Потом, в десятилетнем возрасте, — у дедушки Уоттса. Жил он в Мартинсбурге, это на другом конце штата, а умер оттого, что на него завалился трактор.

Включаю душ и шагаю под струи.

Мне сейчас, когда на голову льется вода, а по комнате разбросаны траурные шмотки, пришло в голову, что мои братья, сестры, мама и я — последние из Грейпов.

Мама была у своих родителей единственным ребенком и в раннем детстве потеряла мать. Дед по отцовской линии Лоренс Грейп умер от пьянства еще до моего рождения. Человеком он, похоже, был скупым и желчным. У него родилось двое сыновей: мой отец Альберт Лоренс и его брат Гилберт Палмер Грейп. Гилберт Палмер погиб на фронте. Во время Второй мировой войны его самолет был сбит, и покоится дядюшка рядом с другими Грейпами, могил через несколько от моего папы. Если не ошибаюсь, моя другая бабушка, Дотти Грейп, прокляла моих маму с папой за то, что они не назвали Ларри в честь Гилберта Палмера. Так что после моего появления на свет наша семья пришла в восторг: у них появилась возможность умаслить бабушку Дотти, которая коротала свой век в Олдене, штат Айова. Последние восемь или девять лет бабушка Дотти живет (если можно так выразиться) в доме престарелых. Забыла всех и вся. Мама ее презирает, а мы помним лишь то, что она выпускала каждому из нас в лицо сигаретный дым, мы кашляли, а она добавляла еще. По сути, бабушка Дотти мертва. Ни тетушек, ни дядюшек, ни двоюродных братьев и сестер у нас нет.

Переключаю воду на кран, чтобы наполнить ванну. По примеру Арни добавляю туда пенную жидкость. Розовый флакон почти полон — нужда в пене возникает редко. В последний раз братца удалось искупать неделю назад.

Медленно погружаюсь в горячую воду, покрываюсь пузырьками пены, торчит одна голова. Концы волос намокли. От жаркого предзакатного солнца и горячей воды потеет лицо; в горле першит. В такие моменты отчетливо понимаю, зачем одним требуется Иисус, другим — наркотик, третьим — «Бургер-барн»: что угодно, лишь бы перекантоваться. Дрочу, вызываю эрекцию. Вынимаю затычку, но из ванны не вылезаю. Когда воды остается совсем мало, облегчаюсь прямо туда. У меня вырывается стон, которого, надеюсь, никто не слышит.

После ужина переодеваюсь в чистое, расчесываюсь и наношу оставшийся от Ларри лосьон после бритья. Спускаюсь, чтобы идти к своему пикапу. На крыльце сидит Эллен: делает пометки в новехонькой Библии, с которой нынче не расстается.

— Куда намылился? — спрашивает. — От тебя за милю шмонит.

Смеюсь над этой колкостью. Кто бы говорил о парфюмерии.

— Я здесь подчеркиваю самые интересные места, — говорит она, — самые жизненные, и надеюсь, ты выкроишь минуту, чтобы их просмотреть и найти сострадание к твоим грешным…

Она еще что-то бубнит, отмечает цитаты в угоду небесам — так, наверное, ей видится, — а я сажусь за руль и уезжаю.

Стучусь в дверь дома Карверов. Родня еще не разошлась, упаковочная тара не убрана, из колонок поет Нил Даймонд. Дверь открывает старушенция, похожая на мистера Карвера в женском платье. Наверное, его мать.

— Могу я поговорить с Бетт… с миссис Карвер?

Она включает свет на крыльце. Осматривает меня в головы до ног, — видимо, что-то во мне вызывает у нее глубокое отвращение.

«Выглядеть лучше я не могу, мадам», — вертится у меня на языке. Но я лишь слабо улыбаюсь, как бы подразумевая: «Мне очень жаль, что мистер Карвер умер», и это на какой-то момент исправляет положение.

Старуха захлопывает дверь. Жду минут пять. Когда вновь отворяется дверь, я предвижу появление миссис Карвер в траурном костюме. Но она встречает меня в джинсах и в просторной футболке мистера Карвера. Вообще-то, в таком прикиде она выглядит сексуально.

— Гилберт… — выдыхает миссис Карвер.

— Привет. — Стою и молчу, хотя она ждет, чтобы я заговорил первым. — Хотел, чтобы вы знали… мм… Сент-Луис — это, кажется, хороший… вариант…

Улыбаясь, как гордая родительница, она кивает.

— Пожалуй… это будет отличный вариант… Я всегда считал Сент-Луис… мм… э-э-э… и после дня рождения Арни я буду к вашим усл…

— Гилберт, — говорит она, — ох, Гилберт.

— Думаю, ты знаешь, что я хочу сказать.

— Мы ведь уже распрощались.

— Да, но…

— Зачем повторяться — какое это тогда прощание, верно?

На крыльце появляется малыш Тодд:

— Мам. Мам! Дядя Дэн показывает фокусы. Иди посмотри, мам! Пойдем! — И тянет ее за футболку.

— Одну минутку, — говорит она, — мамочка заканчивает разговор с Гилбертом Грейпом.

Тодд уходит в дом, дверь закрывается. На крыльце гаснет свет, и мы с миссис Бетти Карвер остаемся в темноте.

— Тодд, наверное…

— Ничего страшного…

— Наверное, он задел выключатель. Давай я зажгу…

— Не надо.

Говорить больше не о чем, делать больше нечего. Она видит меня насквозь: я хочу использовать ее для своего бегства. Постояли еще немного, потом она раздвигает дверь-ширму, входит в дом и оставляет створку медленно возвращаться в исходное положение.