Книга Волки - Эль Реми

Сантана обернулся, несколько удивленно глядя на Валевскую. Выражение ее лица словно говорило: «А что такого?»

– Это почему же?

Он явно не ожидал от нее такого предложения. Анна-Мария лишь пожала плечами.

– Видимо, ты ведешь меня на этот вечер, чтобы все пялились на меня. Я это ненавижу еще со времен балета. Иногда мы устраиваем приемы для спонсоров в честь нового балетного сезона. Это очень важный вечер, все балерины ходят в платьях, но на деле же мы просто пытаемся продать свое искусство за наши тела и лица. Нас рассматривают, оценивают, мы занимаемся каким-то вытягиванием денег. Меня всегда чуть ли не облизывали своими сальными взглядами эти мерзкие спонсоры. А многие еще и предлагали невесть что.

Слушая ее, Маэль видел, что Рия действительно ненавидит все это: она говорила с раздражением и презрением, уставившись в одну точку.

– И?

– В общем, я надеюсь, что если приду в паре с тобой, то никто не посмеет смотреть на меня этим взглядом. Или подойти и предложить уединиться.

– Ты думаешь, что…

– …Они побоятся тебя, – закончила Анна-Мария.

Сантана мягко улыбнулся.

– Детка, любой испанский мужчина мечтает услышать это. Я не подпущу никого к тебе. Только если он решит умереть ради этого.

Осматривая ее хрупкий силуэт в роскошном вечернем платье, Сантана невольно подумал: «Однако, быть может, ради этого стоит умереть». Он ощутил какое-то странное удовольствие и даже радость, пробравшую до костей, когда услышал от Анны-Марии, что ей нужна его защита. Это было так непохоже на нее. И уж тем более нетипично то, что она сказала это вслух. Ему хотелось погладить ее по волосам, положить ее голову к себе на плечо, обнять. С той ночи, когда непреодолимая тяга привела Маэльена в ее спальню, Рия все чаще крутилась в его мыслях, и это начинало напрягать. Но Маэль был честен с собой и не отрицал своих желаний: да, она ему нравится, да, он ее хочет и да, ему, черт возьми, хочется обнять ее сейчас. Просто хочется, и все тут. Но Маэль знал, что, скорее всего, получит за это, поэтому поборол свое желание.

Он вынырнул из своей задумчивости и заметил, как пристально Рия смотрит на него. Моргнув, Маэль спросил:

– Что такое?

– Никогда не видела у тебя столь глупого выражения лица, – ехидно ответила Анна-Мария.

Ну ладно, не так уж ему и хотелось ее обнять.

Ему захотелось съязвить в ответ, и прежде, чем подумать, он выпалил:

– Именно поэтому твоя семья тебя и не выносит – ты язва, Рия.

Ее ярко-синие глаза моментально наполнились яростью. Анна-Мария подскочила к Маэлю и прошипела ему в лицо:

– Еще раз ты скажешь что-то обо мне и моей семье – я вырву тебе язык!

– Не относись к этому так болезненно, – спокойно сказал он, даже не попятившись, а смело встретив напор. – Это только выдает твои слабости.

– Да что ты вообще знаешь об этом? – фыркнула Анна-Мария. – Что тебе вообще известно о моей семье?!

– Достаточно, чтобы судить об этом!

Анна-Мария хотела было сказать Маэлю, что он, любимый сын у своей матери, не поймет ее никогда. Но что-то в его словах напрягло Рию. Она застыла, глядя на мужчину своими подведенными черным глазами, губы в красной помаде еле заметно дрогнули.

– Что?.. Что ты имеешь в виду?

– Я знаю больше, чем ты думаешь.

Он спокойно развернулся и стал надевать часы, собирать вещи, искать ключи от машины. Рия осталась стоять, всматриваясь мутным взглядом в никуда. Она просто не понимала.

Маэль же проклинал себя за свой язык, и злился, что вовремя его не прикусил. Нельзя говорить Анне-Марии, что он рылся в ее вещах. Нельзя говорить, что нашел письмо. И особенно нельзя говорить, что он смог его прочесть.

Содержание письма настолько впечатлило Маэля, что он перечитывал его снова и снова, пока не выучил наизусть. Слова, написанные изящным почерком, его глубоко поразили. И он понял, откуда проблемы Анны-Марии. Текст снова всплыл у него в голове. Взять хотя бы первые строки.

«Моя дочь Анна-Мария!» Какой нормальный родитель напишет такое обращение в письме? Ничего более странного, отстраненного и холодного придумать нельзя. Это было так официально и при этом бездушно, что еще с первых строк письма Маэль понял, что читать будет непросто.

«Спасибо, что у тебя хватает совести не позорить нас настолько, чтобы сидеть в солистках. Уж спасибо хотя бы за то, что стала примой второго состава.

Конечно же, это смешно. Смешно и позорно, что ты все-таки не полноправная прима. Ты, быть может, пытаешься специально унизить наш род? Вспоминая тебя в детстве, могу сказать, что ты всегда обладала незаурядной вредностью и злопамятностью. Месть ли это? Или ты столь бездарна, что у тебя не хватает способностей стать первой среди первых? Прискорбно, Анна-Мария, очень прискорбно. Стало быть, тебе недостает мотивации? Позволь рассказать тебе о твоих близких.

Твоя сестра вовлечена во все дела своего мужа Пабло. Она занимает должность вице-президента в его ресторанном бизнесе. Она очень известный человек и только добавляет престижа нашей семье, пусть у нее уже и другая фамилия.

Твои кузены и кузины также блистательны и успешны: только рывки вперед, хорошие новости и лавры. Тетушки и дядюшки спрашивают о тебе. А я не знаю, что им ответить. Что моя дочь всего лишь во втором составе? Что моя дочь живет одна в Марселе, имея теперь сомнительную славу? Что мою дочь взяли в заложники, и тем самым она сорвала премьеру?..»

На этом моменте Маэльен действительно хотел разорвать письмо. Да что с этой старой русской сукой не так? Ее дочь взяли в заложники, а единственное, о чем она переживает, – это репутация. Хотя, как он помнил, в тот момент Анну-Марию беспокоило то же самое. Чокнутые! Хотя его именно это тогда и привлекло в ней…

«…Что же не так с тобой, моя девочка? Как много сил я вложила в тебя, как старался твой отец, взращивая в тебе нашу породу. Как много надежд было возложено, – и как много разочарований! Злая шутка судьбы – ты была первым ребенком, от тебя ждали так много. И ты разрушила эти ожидания, ты перечеркнула все. Все в нашей семье считают, что ты самая никчемная.

Кстати, новость. Я, твоя младшая сестра Дия-Августа и отец приедем на премьеру «Жизель, или Виллисы». Мы взяли билеты на обе премьеры: на первый и второй состав. Посмотрим, в чем ты уступаешь приме вашего театра – Софи Монтескье. Мы о ней наслышаны. Не кажется ли тебе, что это ужасно стыдно – уступать в таланте такой простушке!

Мы еще поговорим об этом, моя девочка.

Твоя мать, Эльза-Франциска Валевская».

Маэль сморщился. Ну и мерзко же это. Все это. Совершенно все.

– Маэль, ты что… – растерянно начала Рия.