Книга Предатели в русской истории. 1000 лет коварства, ренегатства, хитрости, дезертирства, клятвопреступлений и государственных измен… - Сергей Глезеров

Борис Меньшагин

Если верить Меньшагину, он ответил: «Я думаю, что мне эта работа не подойдет… Вы сами посудите: вот я уже восемнадцать лет сижу один. Совсем не вижу людей. Отвык даже, можно сказать, от человеческого голоса. А тут попаду; быть может, человек отнесется ко мне по-хорошему, сердечно отнесется, а я ему буду гадости делать…». На этом разговор был окончен.

В характеристике на Меньшагина, составленной начальником исправительного учреждения в 1970 году, когда Борис Георгиевич, отсидев 25 лет от звонка до звонка, должен был выйти на свободу, говорилось: «За период содержания в учреждении… зарекомендовал себя в основном с положительной стороны. Ранее предоставлялась возможность трудиться, к работе относился добросовестно. В настоящее время из-за отсутствия возможности на работу не выводится. Иногда требует к себе особых условий содержания. Были случаи необоснованного отказа от приема пищи.

В поведении с администрацией и сокамерниками высокомерен».

Следственное дело Меньшагина и первые оригинальные письменные воспоминания, составленные им в тюрьме, исследователям до сих пор недоступны…

После выхода из заключения бывший смоленский бургомистр был отправлен в инвалидный дом в поселок Княжая Губа на Белом море. Последние годы он провел в аналогичном заведении в городе Кировске Мурманской области. Свои воспоминания он диктовал на магнитофонную пленку. Через близких к Александру Солженицыну людей эти записи попали на Запад и были впоследствии опубликованы в Париже.

В них отразились феноменальная память Бориса Меньшагина, ухватившая из прошлого обилие точных дат и имен, ироничное отношение к самому себе и философское отношение к своей судьбе и всему тому, что довелось пережить. Умер Борис Меньшагин в 1984 году. Ему было 82 года.

«Как сегодня в Смоленске оценивают его личность?» – задал я вопрос историку Сергею Амелину.

«По-разному, но оттенки, в основном, в нюансах того, что вынудило его стать предателем, – ответил Сергей Александрович. – Причем многие его оценивают в определенной степени положительно. С той точки зрения, что для оставшихся в оккупации жителей Смоленска такой бургомистр оказался не самым худшим вариантом.

Лично мое мнение: сотрудничество с врагом, оккупировавшим территорию твоей страны, является предательством без всяких оговорок. Пойдя на сотрудничество с нацистами из лучших побуждений, он оказался на дороге, с которой уже не мог свернуть. И она привела его, в конце концов, в откровенно антисоветские организации коллаборационистов. Но кровью и насилием он себя нигде не запятнал».

Присяга или совесть?

Казалось бы, на войне все понятно: свои и враги, никаких полутонов. Тем не менее на деле оказывается, что измена, предательство имеют массу своих нюансов и оттенков. Скажем, если красноармеец перебежал к фашистам – здесь однозначно предательство, и прощения быть не может. А если, наоборот, солдат и офицер вермахта перешел на сторону Красной армии, не желая воевать за Гитлера?.. Для нас такой перебежчик будет кем? Вероятно – идейным противником режима, чей поступок можно и нужно приветствовать?.. Для противника – конечно же, предателем.

Сегодня речь об одном из участников заговора против Гитлера – майоре Генштаба сухопутных войск Иоахиме Куне. Как и другие соратники легендарного Клауса фон Штауффенберга, после провала заговора его объявили изменником и предателем родины. 6 февраля 1945 года 3-й Сенат Имперского военного трибунала заочно приговорил Куна к смертной казни «за измену родине, боевому знамени, воинскому долгу и переход на сторону врага». Гитлер лично утвердил приговор и потребовал «немедленно привести его в исполнение, как только преступник попадет в немецкие руки».

Кстати, всего по делу о заговоре против Гитлера казнили более двухсот военных, около семи тысяч человек арестовали. Любопытно, что вплоть до середины 1960-х годов многие в Германии считали участников заговора вовсе не героями, как сегодня, а предателями. Ибо, как тут ни крути, они нарушили присягу, которую давали как офицеры вермахта. А она требовала абсолютного повиновения Адольфу Гитлеру как фюреру и Верховному главнокомандующему и обязывала быть готовым в любую минуту отдать за него жизнь…

Это теперь в Германии 20 июля является днем траура по казненным участникам заговора против Гитлера. Улица Бендлерштрассе в Берлине, на которой во время войны располагался штаб антигитлеровского заговора, называется ныне Штауффенбергштрассе…

Штауффенберг прекрасно понимал все тонкости совершаемого им поступка. Накануне выступления против Гитлера Клаус встретился со своим братом Бертольдом и сказал ему: «Кто найдет в себе мужество сделать это (по всей видимости, он имел в виду убийство Гитлера. – С. Г.), войдет в историю как предатель, но если он откажется это сделать, то будет предателем перед своей совестью».

Штауффенберг прошел путь от ревностного поборника национал-социалистических идей до противника Гитлера. Нет, он и его соратники вовсе не были идейными антифашистами: просто они со временем пришли к пониманию, что политика Гитлера ведет страну к национальной катастрофе. И выработали план – устранение Гитлера и всей нацистской верхушки, выход из войны, перемирие, демократизация страны. Они вовсе не хотели, чтобы Красная армия пришла в Германию. Наоборот, они планировали убить Гитлера в том числе и для того, чтобы не допустить оккупации Германии войсками союзников.

«Если бы этот переворот свершился, война оказалась бы короче почти на год, было бы спасено бесчисленное множество человеческих жизней и материальных ценностей.

Скорее всего, и границы современной Европы были бы не такими, как сейчас. Между союзниками и новым правительством Германии прошли бы переговоры, и уже через несколько недель после 20 июля был бы заключен мир в той или иной форме», – говорится в книге Роджера Мэнвелла и Генриха Френкеля «Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера», впервые вышедшей в Лондоне в 1964 году.

Охотничий билет И. Куна. 1941 г.

Как известно, Штауффенберга практически немедленно расстреляли вместе с тремя ближайшими соратниками. Впрочем, неизвестно еще, как бы сложилась его судьба, если бы он после провала заговора не попал в руки гестапо. Судьба Иоахима Куна – яркий тому пример. Он сумел избежать ареста, однако прекрасно понимал, что его ждет, и спустя неделю после провала заговора сдался в плен Красной армии, разумно полагая, что получит снисхождение, поскольку, участвуя в заговоре против Гитлера, объективно действовал в пользу СССР.