Книга Всегда лишь она - Мэрибет Мэйхью Уален

– Потому что я люблю тебя, – объясняет он.

– И я тебя, – говорит она. Но этого недостаточно. Иногда Кенни понимает, что любви недостаточно. Ее не хватило, чтобы они были вместе, и ее не хватило, чтобы удержать Энни здесь, на земле, где он нуждается в ней.

В дверь квартиры кто-то стучит, и на мгновение он чувствует приятное волнение в груди. Пройдет много времени, прежде чем он перестанет думать «Может быть, это Энни!», слыша звонок телефона или неожиданный стук в дверь. Возможно, это до конца его жизни.

Он плетется к двери, надеясь, что это не полицейские, желающие задать ему очередные вопросы. Он устал от полицейских, и, кроме того, разговоры окончены. Во всяком случае, для него. Они говорят, что это не его вина. Все так говорят. Впервые за всю свою жизнь в этом городе он видит сострадание и сочувствие в глазах людей. Но, как бы он ни ценил их поддержку, пройдет много времени, прежде чем он сможет согласиться с любым из них. Он не должен был кричать на нее, называть ее всеми этими словами, вынуждать убежать от него.

Но это не коп. Это его девушка стоит там, или девушка, которая раньше была его девушкой. Она выглядит красивой, грустной и немного испуганной. Ему интересно, боится ли она его или того, что он скажет. Но он не спрашивает. Он просто улыбается ей и говорит: «Рад тебя видеть». Потому что это не ложь. Ее приход – сердцу отрада, как говорила Энни.

– Ты в порядке? – спрашивает она, указывая на синяк у него под глазом, на разбитую губу.

– Упал, – отвечает он и, произнося эти слова, снова видит случившееся как наяву – шерифа, бегущего через комнату, чтобы подхватить его. Хоть тот и не успел вовремя, он пытался.

– Но все нормально, – быстро добавляет Кенни.

Конечно же, это вранье. Он несчастен. Но как он может сказать ей, что несчастен, потому что его любимая девушка мертва? Он потерял любовь всей своей жизни. И все это время он позволял девушке, стоящей перед ним, считать, что эта любовь – она. Он поступал плохо, и он понимает это сейчас. Но впервые он понимает и что-то еще: Энни тоже поступала плохо, прося его о таком.

– Я слышала о девушке, из-за которой тебя допрашивала полиция. Твоей… подруге из школы?

– Энни, – говорит он, и ему больно произносить ее имя вслух.

– Ужасно, что это случилось, – говорит она.

– Да, – соглашается он, чувствуя, как ей неловко и как она нервничает.

– Жаль, что ты не рассказывал мне о ней, – говорит она, и в ее словах больше нет злости, просто грусть.

– Она просила меня не говорить, – объясняет он. Слезы щиплют ему глаза. Он не любит плакать. От этого у него болит голова. Он все еще не оплакал Энни и боится начинать. Но, глядя на грустное лицо девушки, он хочет плакать. Он хочет плакать из-за того, что потерял их обеих.

– Хочешь войти? – спрашивает он, вспоминая о манерах.

Сара улыбается и кивает. Он отступает и отводит руку в сторону, универсальный жест, говорящий «Проходи, здесь тебе рады». Но она понимает его иначе. Вместо этого она видит в этом приглашение к объятиям и потому обнимает его. Она обнимает его прямо там, в дверях, где любой может их увидеть. Она не стыдится его, она не задает ему вопросов, она никогда этого не делала. Он обвивает ее руками, обнимая в ответ. Она не Энни. Она Сара, и она здесь.

– Прости меня, – говорит он.

– Все хорошо, – отвечает она. И пусть это не так, он не обращает на это внимания. Там, в дверях, в объятьях Сары, ему приходит в голову, что все снова может быть хорошо. И пока ему вполне достаточно этой робкой надежды.

Фэй

Они оставляют ее одну, чтобы она могла сделать Энни прическу, и, как только дверь за сотрудником похоронного бюро закрывается, она принимается раскладывать свои инструменты в привычном порядке: круглая щетка для волос, расческа, утюжок, лак. Она не позволяет себе слишком много размышлять о происходящем. Она старается не думать об обстоятельствах или обстановке. Она просто игнорирует холод и приступает к делу, желая, чтобы пальцы подчинялись ей, несмотря на то как они замерзли. Хочет, чтобы сердце и память не вмешивались, пока тело делает то, что должно.

Девушки из салона, конечно, предлагали подменить ее, но она не смогла им этого позволить. Она должна была причесать Энни для свадьбы, и будет правильно, если она сделает то же самое для похорон. В этом есть парадоксальная симметрия. Ее не было рядом, когда Энни родилась. Она хотела, но ее муж не отпускал. Она поговорила с Лидией по телефону позже и пообещала приехать так скоро, как только получится, чтобы увидеть свою новорожденную племянницу. Но Энни было уже больше года, когда она смогла наконец выполнить свое обещание.

Возможно, ее не было рядом, когда Энни пришла в этот мир, но теперь она рядом, чтобы увидеть, как она его покидает. И Фэй сделает то, чего не смогла сделать ее сестра. Она стряхивает слезы и с помощью гребня распутывает колтуны в волосах. По ее просьбе похоронное бюро уже вымыло и высушило волосы Энни, но они отвратительно расчесали их.

– Мне все время кажется, что я сделаю тебе больно, – говорит она неподвижной и безмолвной девушке на столе, и ее голос звучит громче, отражаясь от кафельных стен.

Они уже надели на Энни вещи, в которых ее похоронят: наряд, что она собиралась надеть, уезжая со свадебного приема, – маленькое белое кружевное платье. Они купили это платье вместе в Гринвилле, и Фэй старается думать о том дне, о живой и счастливой Энни, о напевающей Энни, об Энни, примеряющей наряд за нарядом, пока Фэй не будет валиться с ног от усталости и не начнет умолять ее пойти домой.

– Я все время жду, что ты начнешь ворчать на меня, – продолжает Фэй. – Ты всегда была таким нежным ребенком. – Она смеется про себя, вспоминая ад, через который прошла, расчесывая волосы обеих девочек после ванны, когда те были маленькими. Пожалуй, им было бы мало даже всех мировых запасов специального шампуня.

– Тебе стоит рассказать своей маме, какую хорошую работу я проделала, – говорит она. – Ничего, если ты немножко приукрасишь правду. – Она думает об этом, а затем добавляет: – Хотя там, где ты сейчас находишься, это, наверное, запрещено. – Она снова хихикает, бессознательно ожидая, что Энни будет смеяться вместе с ней. Она вглядывается в лицо Энни, желая найти след улыбки. Но тот, кто одевал ее, также позаботился стереть с ее лица всякое выражение. Это по-прежнему Энни, но теперь она лишена каких-либо эмоций или человечности.

– Помнишь, когда я сделала тебе прическу на выпускной, а ты ее возненавидела? Ты пошла в свою комнату, а я кричала, чтобы ты не портила работу, на которую я потратила столько времени.

Эта сцена так живо разыгрывается в ее памяти, будто все было вчера. Энни в гневе убегает в свою комнату, крича: «Не буду, тетя Фэй», хотя они обе понимают, что именно этим она займется за закрытой дверью.

Конечно же, когда Энни вышла, от новой прически на ее голове не осталось и следа, а предательница Клэри притащила в комнату огромную плойку, чтобы завить прямые волосы Энни в длинные кудри. Вышло даже лучше, чем прическа, которую сделала Фэй, но она этого так и не признала. Напротив – они не разговаривали друг с другом еще несколько дней.