Книга Знак Огня - Роберт Говард

— Иди, достань мне халат и плащ из черного шелка, а также черный шлем, как у Черных Тигров. Еще принеси сапоги с низкими каблуками и маску, какую члены клана надевают, когда идут на свои тайные сборища.

Старик посмотрел на него косо и нахмурился:

— Одежду я могу принести из своей лавки. Но как мне раздобыть шлем и маску?

— Это твое дело. Говорят, золото может открыть любую дверь. Ступай!

Как только Нуреддин ушел, Гордон сбрил усы, используя острый кинжал вместо бритвы. Вместе с усами исчез и последний след курда Ширкуха.

Сумерки опустились на Руб-аль-Харами. Комната, казалось, наполнилась синим туманом, размывшим очертания предметов. Гордон зажег бронзовую лампу, когда Нуреддин вернулся с вещами.

— Положи все это на стол и сядь на диван, — скомандовал он. Когда купец выполнил приказание, американец связал ему запястья рук и лодыжки. Потом надел сапоги и халат, водрузил черный блестящий шлем на голову и запахнулся в черный плащ. Сунув маску за пазуху, он повернулся и спросил у Нуреддина:

— Похож я на Черного Тигра?

— Сохрани нас Аллах! Ты похож на Дхира Азраила, палача Черных Тигров, когда он идет казнить по приказу эмира.

— Хорошо. Я много слышал об этом человеке, который убивает тайно и движется в ночи, как черный джинн. Говорят, немногие видели его лицо.

— Упаси Аллах его увидеть! — воскликнул Нуреддин.

Гордон взглянул в окно. Звезды мерцали на темном небе.

— Я ухожу из твоего дома, Нуреддин, — сказал он. — Но, чтобы ты не перебудил домочадцев после моего ухода, я заткну рот тебе и Абдулле.

— Мы задохнемся, — жалобно простонал Нуреддин. — Мы умрем от голода в этой комнате.

— Ничего с вами не случится, — заверил его Гордон. — Ни один человек не задохнулся от того, что ему заткнули рот. Разве Аллах не дал тебе нос, чтобы дышать? Слуги найдут вас утром и освободят.

Ловко заткнув им рты, Гордон сказал купцу:

— Смотри, я не прикоснулся к твоему мешку с деньгами, и будь благодарен!

Закрыв за собой дверь на замок, он покинул комнату, рассчитывая, что пройдет несколько часов, прежде чем его пленники смогут выплюнуть кляпы и поднять домочадцев своими криками.

Двигаясь по слабо освещенным коридорам, как черное привидение, Гордон спустился по лестнице и вышел в прихожую. Чернокожий раб, свесив голову на широкую грудь, сидел на полу у последней ступеньки; его храп разносился по всему дому. Он не видел и не слышал, как мимо него промелькнула черная тень. Гордон осторожно снял задвижку на двери и выскользнул в сад. Широкие листья деревьев и нежные лепестки цветов недвижно застыли под светом звезд. В городе стояла тишина. Люди рано скрылись за закрытыми на запоры дверьми. Лишь бездомные бродяги слонялись по улицам, да рыскали патрули, продолжавшие искать Аль-Борака.

Гордон перелез через стену и спрыгнул в узкий переулок.

Он знал, где находилась тюрьма, так как еще в роли Ширкуха познакомился с общим планом города, и уверенно шел, держась ближе к стене, но не крадучись: его поведение должно было показать случайному наблюдателю, что у него нет причин скрываться, но он предпочитает оставаться неузнанным.

Улица казалась пустынной. Из какого-то сада слышались поющие голоса и бренчание зурны. Где-то раздавались сдавленные стоны и звуки ударов по голому телу.

Однажды Гордон услышал перед собой звон стали и быстро нырнул в темный переулок, чтобы пропустить патруль. Это были солдаты в черных кольчугах, шагавшие строем с винтовками в руках.

Воины внимательно всматривались в темноту и держались близко друг к другу; на их лицах читался страх перед добычей, за которой они охотились. Когда Черные Тигры свернули за угол, Гордон вышел из своего укрытия и поспешно двинулся дальше.

Он должен был полагаться на свою маскировку, пока не достигнет тюрьмы. Впереди недалеко от него из-за угла снова показался отряд вооруженных людей. Прятаться было поздно. Замедлив шаг, Гордон пошел размеренно и величественно. Плащ закрывал его полностью. Голова оставалась слегка опущенной, будто он пребывал в мрачной задумчивости. Он двигался, не обращая внимания на солдат, и они отпрянули, перешептываясь:

— Аллах сохрани нас! Это Дхира Азраил. Рука ангела смерти! Приказ уже отдан!

И поспешно двинулись дальше, боясь оглянуться назад.

Вскоре Гордон достиг низкой арки тюремной двери. Под ней толпилось около десятка стражников.

Стволы их винтовок поблескивали синевой в свете факела, закрепленного в нише стены. Винтовки мгновенно повернулись в сторону человека, вынырнувшего из темноты. Затем стражники заколебались, глядя расширенными от страха глазами на мрачную черную фигуру, молча остановившуюся перед ними.

— Простите! — виноватым голосом сказал начальник стражи. — Мы вас сразу не узнали в темноте… Не знали, что приказ уже отдан.

Рука черного призрака, наполовину укрытая плащом, указала на дверь. Стражники открыли створки, спотыкаясь второпях и низко кланяясь. Когда черная фигура прошла мимо них, они закрыли дверь и стали в ряд.

— Их казнят в тюрьме. Никто ничего не увидит, — шепнул один другому на ухо.

7

В камере, где сидели Брент и вазиры, время тянулось медленно. Хасан стонал от боли в сломанной руке, Сулейман проклинал монотонным голосом Али-шаха. Ахмет не прочь был поговорить, но в его разговорах не было и просвета надежды. Алафдаль-хан сидел молча, подавленный всем случившимся.

Еды им не дали, только тухлую вонючую воду, большую часть которой они использовали, чтобы обмыть раны. Брент предложил вправить и перевязать Хасану руку, но остальные не проявили к этому никакого интереса. Ведь у Хасана оставался лишь один день жизни. Зачем беспокоиться? К тому же не из чего было сделать лубки.

Брент сидел, прислонясь спиной к стене, и смотрел через зарешеченное окно на маленький клочок голубого гималайского неба. К концу дня тот поблек, затем порозовел от заката, а в наступивших сумерках стал темно-красным. Вскоре на квадрате темно-синего бархата появился рой белых звезд. Снаружи, в коридоре, который тянулся между камерами, зажгли бронзовые лампы, и он безотчетно подумал о том, из какой дали было привезено масло, питавшее горящие фитили.

В их тусклом, мерцающем свете появился человек, закутанный в плащ. Он приблизил лицо, покрытое шрамами и перекошенное издевательской улыбкой, к прутьям двери. Ахмет вскрикнул; его глаза расширились от страха.

— Ты узнал меня, собака? — спросил незнакомец. Ахмет кивнул, облизнув вдруг пересохшие губы.

— Значит, мы умрем сегодня ночью? — спросил он.

Тот качнул головой.

— Держи язык за зубами. Пока не отдан приказ, остальным не обязательно знать, кто я. Мне велено сторожить вас. Али-шах боится, что Аль-Борак попытается проникнуть в тюрьму.