Книга Зеркальный лабиринт - Софья Ролдугина

Впрочем, попыток подползти к Влади и нагло напасть на него со спины они не предпринимали – и то хлеб.

А тропа упиралась в колодец, прямо за которым, шагах в десяти, высился алтарный камень. И, кажется, на нем что-то лежало – не очень большое, то ли сверток, то ли сумка. Влади почувствовал, как по губам расползается улыбка. Нашел!

Осторожно раздвигая перед собой траву, чтобы ненароком не наступить на кого-нибудь, Влади направился к камню. И чем ближе подходил – тем выше тот делался. С двадцати шагов еще можно было заглянуть на уступ и посмотреть, что там лежит, а вот стоя вплотную – уже нельзя.

– Ну ё-моё… – пробурчал Влади, прислоняя клюку к камню и укрепляя фонарик ручкой в земле, чтоб получился рассеянный свет. – Это что надо было сделать, чтоб туда сумку закинуть? – он примерился и поудобнее ухватился за край выступа, ища, где бы поставить ногу, чтоб подтянуться и заглянуть наверх. – От маньяка она отмахивалась, что ли?

И в ту же секунду что-то врезалось ему в спину с такой силой, что буквально впечатало в камень. Из легких выбило воздух. Влади закашлялся и попытался отпрянуть, но уперся спиной во что-то теплое.

Явно живое. И человекоподобное.

– Ой…

Писк получился совсем не мужественный. «Маньяк», – промелькнуло в голове паническое.

А он, Влади, еще умудрился клюку из рук выпустить…

Человек шагнул вперед, к каменюке, удерживая Влади за плечи. Тот попытался извернуться, но куда там! Хватка у незнакомца была железная. Легче поезд на рельсах оттолкнуть.

– Аххашш… – выдохнул человек Влади прямо в ухо. Что-то холодное, влажное и легкое, как бабочкино крыло, щекотнуло мочку. – Раньше они девками отдаривались, а теперь мальчишку прислали… И что мне с тобой делать, малой?

Желудок, кажется, завернулся узлом. Влади замер.

– А… отпустить?

Человек то ли засмеялся, то ли закашлялся, но – отступил. Влади, кося одним глазом, потянулся к бабкиной клюке, и только ухватив ее покрепче, рискнул обернуться.

Поодаль, почти что над самым «колодцем», стоял, скрестив руки на груди, парень – высокий, гибкий, как лоза. Волосы у него выглядели так, словно их не стригли и не расчесывали лет десять – всклокоченные, длинные, даже на вид жесткие. В тусклом свете луны они отливали медью. Кожа тоже была странная, похожая на мелкую золотистую чешую; Влади даже подумал сначала, что это трико такое чудное, и только потом сообразил – на парне-то ни единой нитки нет.

– Насмотрелся?

Влади б сейчас поклясться мог, что парень это произнес, не раскрыв рта. А звук шел снова из-за плеча, будто шипел кто-то в самое ухо.

– Я-а-а-а… – Влади начал говорить, да забыл, что хотел сказать – осекся и попятился, пока опять спиною в камень не уперся.

Парень с любопытством склонил голову набок. Глаза у него отливали кошачьей желтизной. В уголке рта мелькало что-то черное – показывалось на секунду и исчезало. Влади сощурился, вглядываясь… и со свистом втянул воздух, чувствуя, как в глазах темнеет.

У незнакомца был самый настоящий раздвоенный язык. И не дурацкий, разрезанный на кончике, как у страшного дядьки из одной рок-группы, а именно что змеиный – тонкий, длинный, трепещущий, как у гадюки или ужа. Влади вспомнил странное прикосновение к уху, и ноги у него подкосились. А парень нахмурил брови и отвернулся.

– Трус…

И опять голос звучал над плечом. На сей раз – укоризненно, с разочарованием.

– Я-а-а… – снова заблеял Влади. Справиться с собственным онемевшим языком было почему-то труднее, чем поднять пресловутый умывальный бак. – Меня баб Ядзя послала… Она котомку тут оставила. Наверное.

– Наверное? – парень опять то ли раскашлялся, то ли рассмеялся, то ли расчихался. Но разочарование из голоса исчезло, и Влади почему-то почувствовал гордость за себя. – Эту, что ли? – и, присев на корточки, он гибко потянулся к пышной куртине травы. Выудил сверток – и кинул его Влади: – На.

Бабкина котомка оказалась легкой-легкой – видимо, внутри одни травы и листья были. Но не успел Влади обрадоваться, что все почти закончилось, как парень, по-прежнему глядя на него снизу вверх, сощурился – и спросил:

– Что в обмен отдашь?

Влади стиснул котомку так, что внутри что-то захрустело, и машинально ответил:

– Не знаю.

– Не зна-а-ешь? – задумчиво протянул парень, шурша пальцами в сухих листьях. – Ладно, отпускаю тебя на первый раз. Но чтоб до конца седмицы придумал, чем отдариваться будешь, и вернулся. Понял?

Сказал – и взглянул так, что спорить расхотелось. Влади кивнул, уже предчувствуя, что если обманет – случится что-то очень плохое.

– Раз понял, так иди. И не бойся. Они тебя не тронут.

«Кто?» – хотел спросить Влади, но перевел взгляд на тропинку – и в горле тут же пересохло.

Везде, сколько хватало глаз, были змеи. Красноватые медянки, черные толстые гадюки, ужи с желтыми «ушками»… Одни лениво ползли куда-то по своим делам, другие – лежали, как сухие ветки, третьи – словно бы дремали, свернувшись в кольца. Трава вокруг беспрестанно шевелилась.

И было тихо-тихо.

Торопливо подобрав клюку и фонарик, Влади поднялся на ноги, одернул задравшуюся куртку, сунул котомку под мышку – и припустил по тропинке, на ходу перепрыгивая через змей. Те и вовсе не обращали на него внимания. Только одна здоровенная гадюка приподняла голову и прошипела что-то нелюбезное.

На краю поляны Влади обернулся. Парень все так же сидел на земле, запрокинув голову к звездному небу. Он был совершенно реальный, живой, не похожий на призрак или галлюцинацию. Сминались под его руками упругие стебли лесной травы; проседал валежник под тяжестью тела… Влади отчетливо помнил и запах – что-то землистое, кисловато-хвойное, и ощущение теплых ладоней на своих плечах.

Совсем, как человек… Да только не бывает у людей такой странной кожи и змеиного языка.

Сделалось жутко – аж до взмокшей спины.

Влади развернулся и, уже не думая ни про гадюк, ни про медянок, сделал шаг, другой – и опрометью кинулся вниз по тропинке. Ветки хлестали по лицу, трава цеплялась за ноги…

До дома он добежал за десять минут, самое большое.

Легкие горели и болели так, что больно было дышать.

А голова, что самое удивительное, – нет.

Баб Ядзя поджидала Влади, сидя на порожке. Завидев его, сначала вгляделась пристально – а потом заворчала, по обыкновению:

– Явился… Где гулял-то? Уж второй час ночи, мне мамка твоя чуть голову не сняла. Ох, котомку принес! Вот умница, ай, молодец… Давай сюда. И чего трясешься? Видел что?

Надо было бы, наверно, сказать правду – уж бабка-то бы не стала смеяться над небывальщиной, но Влади почему-то отвернулся и соврал: