Книга История Сибири. От Ермака до Екатерины II - Петр Словцов

3. Денежная.

В Сибири подать с души полтина[148], оброк с крестьянского двора заменялся повинностию десятинной пашни, толь выгодный для казны оброк с посадских дворов был, кажется, по рублю[149]. О ямских и полонянычных деньгах Сибирь не слыхала, но несла свои поборы.

Из наказа, в 1697 г. данного тобольским воеводам князьям Черкасским, видно, что с сибирских крестьян взыскивались денежные поборы на струговые скобы, гвозди и пр.; почему, в отвращение притеснений государь препоручает им совокупить те поборы в одну постоянную статью, без отягощения, и по совещанию с лучшими крестьянами.

В 1701 г. (от 20 июня) велено взимать с бухарцев оброк за владение землями и угодьями, именно: по 15 к. с дес., рожью засеянной, и по 5 к. с дес. ярового зерна. Не отсюда ли произошло, что, вообще, татары предпочтительно сеют ячмень и овес?

В 1706 г. велено[150] собрать в сибирских городах на жалованье рекрутам с одних посадских по 4 к. с двора за год и в два года вдвое. Сим четверичным числом выражалось ли временное содержание количества рекрутского или понятие городского двора, которого семья, вообще, состояла из 4 душ по причине тесной и ничтожной обстройки, производившейся, как говорится, на живую нитку.

Для совокупности можно привесть себе на память бывшие требования 5 и 10-й деньги, в виде чрезвычайной меры.

4. Личная.

Личная подать до начала XVIII столетия ограничивалась набором из казаков или вольницы, для полков, составлявшихся, как видели, на охрану самой Сибири, и еще: погодною службою нескольких крестьян, под именем годовальщиков, требовавшихся в прибавок к казакам в остроги, в городовые крепости, в случае малолюдства или опасности. Наборы сего рода не истощали населенности, а только размещали ее. Сибирь, как великая поляна, беспечально возрастала из собственных стеблей и наносных семен, пока не были обмежеваны жилые земли и угодья, пока дворы ея не сосчитаны. В 1703 г. велено[151] служивым всякого чина и торговцам подать сказки о числе дворовых и деловых людей, не касаясь азиатцев и пленных европейцев, в рабстве или услужении состоящих, для взятья в службу 5-го из дворовых и 7-го из деловых. По Сборнику можно заключить, что в городах по р. Енисей[152] набрано в два года прибывшим из Москвы дьяком Ратмановым 1200 чел., которые и пошли в Россию, но с дороги большею частию бежали. Не сомневаясь в готовности и возможности к побегу, надобно бы подивиться 7-тысячному числу двух состояний, находившихся в трех областях: Тобольской, Томской и Енисейской; но дивиться нечему, когда деловые люди торговцев зашли из Устюга и поморских мест. Кого там не нашли, искали в Сибири.

В 1705 г. было два набора[153], один в феврале, другой в декабре, по человеку с 20 дворов. Первый коснулся в Сибири только 5-й доли или имений духовных, в которых в то время не могло быть более 5000 дворов, и рекрут с них 250. Полный набор декабрьский и три такие же в 1706, 1707 и 1708 гг., следовавшие в одинаковом содержании к населенности, изъяли бы из Сибири по р. Ангару в 4 года 5000 человек, 20-ю долю населенности, определяя ее на первых порах не более как в 25 000 дворов, без причисления дворов свободного троякого состояния. Таким образом, в каждый из 4 рекрутских годов убывала в Сибири полупустынной арифметическая слобода из 312 дворов мужчин-четвериков. В это число, как замечено, не входил Заангарский край, потому что, по Летописи Иркутской, там производился первый набор в 1710 г. для Якутского ополчения на оборону всего Северо-Востока.

5. Установления насчет азиатцев.

Азиатцы оседлые были ясачные, или хлебопашцы, или служивые. Одни татары мусульманского закона соединяли со службою и хлебопашество.

В улусы ясачных, особенно неоседлых, всеми наказами и особливо повелениями воспрещалось вводить игру картами и зернью, также вино и табак, для мены на мягкую рухлядь. Воспрещалось, а исполнялось ли, это другое дело.

Ясачные оседлые и неоседлые не могли подвергаться, за силою указа 1695 г. (22 декабря), ни пыткам, ни казням без доклада государю. Притом наказывалось охранять их от накладов, притеснений и всяких обид. Монархи российские, чем больше видели простодушия в подданных, тем великодушнее являлись к ним, без различия племен.

Татары Тобольского разряда всегда были покорны законам, добрые ясачные, добрые служивые, всегда честны и дружелюбны. При оседлости они имели для зимы и лета двоякие юрты. Бухарцы, любящие больше базар, чем землю, никогда не входили в обязанность службы государевой. Мечтая, что предки их во время Кучумово принесли из Мавареннагра на север магометанство, они некстати оскорблялись преимуществами христианского духовенства и вместе с татарами, от них подущаемыми, иногда приносили жалобы в Москву то на отнятие у них к духовным имениям земель и угодий[154], то на усильное крещение их единоверцев, которые, переменяя заблуждение на истину, уходили от хозяев, как плуты, со сносом. Надобно признаться, обе жалобы не были вымышленны, как уже показано в I главе, по части земель и угодий, присвоенных духовными властями.