Книга Маленькие испуганные кролики - А. В. Гейджер

Телефон звонит, и я беру трубку. Наконец! Я ждала этого звонка весь вечер. Мое сердце сжимается, когда входящий запрос заполняет экран:

Мэддокс Дрейк

запрашивает FaceTime…

Странно видеть там лицо Мэддокса. Его настоящее лицо. Больше никаких аватарок. И больше никакого InstaLove. Приложение не работало всю неделю в ожидании расследования несчастных случаев. Невозможно проигнорировать тот факт, что InstaКвест привел трех пользователей к месту, где они встретили свою смерть. Я не представляю, как компания сможет вернуться на рынок, особенно без своего генерального директора.

Нет, этот некролог на TeenHack был не только об Эмерсоне. Его любимая компания умерла вместе с ним. Я нажимаю «принять» на своем телефоне, и Мэддокс приветственно машет мне:

– Эй, Нор!

Его лицо распадается на пиксели, и я пропускаю конец фразы, когда видеотрансляция замирает. Сигнал

Wi-Fi в моей спальне недостаточно сильный. Я крадусь по коридору и спускаюсь по лестнице, стараясь не шуметь. Уже за полночь, и мои родители давно в постели.

Изображение Мэддокса оживает, когда я сажусь за кухонный стол.

– Алло! Нора?

– Привет, – шепчу я так громко, как только могу, учитывая, что надо мной спят родители. – Я здесь. Ты меня слышишь?

– Громко и ясно.

Мэддокс показывает большим пальцем вверх. Его голос доносится до меня, слегка приглушенный уличным шумом на заднем плане. Он всегда звонит мне с пожарной лестницы за окном, чтобы не беспокоить бабушку. Половина его лица освещена уличным фонарем, половина скрыта тенью.

– Ты держишься? – спрашивает он.

Хороший вопрос. Прошла всего неделя с тех пор, как я обняла Мэддокса на прощание и отправилась домой на заднем сиденье родительской машины, но мне кажется, что это самая длинная неделя в моей жизни. Одно мгновение я в порядке – нормальная Нора, как всегда, а в следующую минуту мне кажется, что я повзрослела лет на десять. По крайней мере, за эту неделю стало ясно одно: Мэддокс не играет. Я ему небезразлична, и он доказал это, звоня каждый вечер.

Я глубоко вздыхаю:

– Я в порядке. С тобой связывались из офиса шерифа?

Он кивает, и его лицо мрачнеет. Что-то в выражении его лица есть такое, от чего у меня пересыхает во рту.

Для нас обоих последние несколько дней состояли из сплошных телефонных разговоров со следователями вперемешку с сеансами психологической помощи, на которых настаивала Академия Уинтроп. Можно сказать, это вошло у нас в привычку, но что-то в лице Мэддокса говорит о том, что сегодня все было не так, как обычно.

– И что? – тихо спрашиваю я. – Ты узнал что-нибудь новое?

Он понижает голос, и мне приходится прибавить громкость, чтобы услышать его.

– Там был дневник. Элеонора… – Он замолкает, и его кадык ходит вверх-вниз. – Они нашли его в Dropbox. Она удалила все записи, но криминалисты смогли восстановить большую часть.

Воротник пижамы давит мне на шею. Я расстегиваю верхнюю пуговицу.

– И следователи рассказали тебе, что в нем?

– Они дали мне его прочитать. Им нужна была помощь в толковании. Было не совсем ясно, кто есть кто, из-за всех этих прозвищ и сокращений, которыми она пользовалась.

Кроме шуток, приятно знать, что я не единственная, кого несколько озадачивал стиль общения Элеоноры Уинтроп. Мэддокс делает паузу, и я вижу по его лицу, что он отчаянно хочет рассказать мне, что было в дневнике.

Хочу ли я это услышать? У Мэддокса тоже есть психолог-консультант, и я могла бы предложить ему поговорить с ней. Это, наверное, было бы самым разумным для меня решением. Но я не могу устоять. Больше всего на свете я хочу узнать правду. Я хочу понять, что случилось – что произошло на самом деле и почему.

– Продолжай, – подталкиваю я его. – Что там было написано?

Он подносит телефон так близко, что его лицо занимает большую часть экрана.

– Теперь все становится понятнее… Почему она продолжала приставать ко мне, что именно пыталась скрыть. – Он прерывается и облизывает губы.

Я задерживаю дыхание, ожидая продолжения.

– Они с Эмерсоном собирались тайно сбежать, – говорит он наконец.

Я щурюсь, гадая, не ослышалась ли.

– То есть пожениться?

Он кивает, но мое замешательство только растет.

– Но ведь ей рано замуж…

– Я знаю! В восемнадцать разрешение родителей не нужно, и скоро ее день рождения. Но все же…

– Погоди, – перебиваю я его. – Помедленнее. Я думала, что осенью она пойдет в колледж.

– Да, именно поэтому она подала заявление в Стэнфорд. Чтобы быть рядом с Эмерсоном на западном побережье, пока она учится. – Он продолжает уже громче: – Ты что, не понимаешь? Она использовала меня, чтобы скрыть их отношения. Чтобы ее родители не поняли, что она с ним, пока ей не исполнится восемнадцать, когда дело будет сделано.

Его глаза широко раскрыты и блестят. Выражение его лица возвращает меня в прошлое, в то время, которое кажется теперь далеким-далеким прошлым, – в тот день в библиотеке академии на второй день программы, когда Мэддокс конфисковал мой ноутбук, чтобы изложить идею нашего проекта.

«Ты что, не понимаешь?» – говорил он тогда, бегло поясняя идею, а я изо всех сил пыталась поспеть за ним.

В тот день он был на два шага впереди меня, и этот разговор вызывает у меня такое же ощущение. В голове у меня крутится больше вопросов, чем я могу сформулировать словами.

Я останавливаюсь на главном:

– Зачем?

– Затем…

Изображение дрожит и расплывается, когда он поднимается на ноги, и я не слышу ничего, кроме скрежета металлической пожарной лестницы под ним. Его лицо теряется в тени. Я с трудом различаю его очертания.

– Затем, – говорит он медленнее, – что ее родителям никогда не нравился Эмерсон. С самого нашего детства. Он всегда попадал в неприятности, нарушал правила. Они считали, что он оказывает на нас дурное влияние.

Дурное влияние? Просто преуменьшение года… Каждый раз, закрывая глаза, я представляю себе то каменное выражение на лице Эмерсона, когда я в последний раз видела его живым. Взгляд его был беспощадным. Это человек, который ни перед чем не останавливался, чтобы получить желаемое. Я ежусь, прижимая руку к телу, чтобы телефон не дрожал.

На том конце Мэддокс снова перемещается, присаживаясь на корточки так, чтобы уличный фонарь освещал его лицо. Оно мрачнеет, и Мэддокс проводит тыльной стороной ладони по глазам. Теперь это совсем другой Мэддокс. Не тот парень из библиотеки, который был полон энтузиазма. Больше похож на парня, который пришел ко мне в комнату ночью после исчезновения Элеоноры, – грустный, испуганный, измученный чужими тайнами, которые вынужден хранить.