Книга Хранительница. Памятью проклятые - Купава Огинская

— Стремная какая-то жизнь у вас, у нечистых.

— У нас…

— Не напоминай, — мрачно велела я, выдернув свою руку из его пальцев, — не хочу об этом думать. У Влада в квартире едва ли найдется столько успокоительного, чтобы я смогла без вреда для здоровья и окружающих принять все, что случилось.

Илья мне вроде как сочувствовал, но просто замолчать, конечно же, не мог.

— Рано или поздно тебе в любом случае пришлось бы прекратить общение с семьей.

— Они меня не помнят, — тихо заметила я, часто моргая. Перед глазами поплыло, я чувствовала: если Илья продолжит развивать эту тему, то кое-кто точно пострадает. От неконтролируемой женской истерики.

— Лесь, теперь ты нечисть…

— И что? «Теперь ты волшебник, Леся», и все тут? — едко поинтересовалась я, сложив руки на груди. Желание всплакнуть стало почти нестерпимым, но я пока держалась. — Я, знаешь ли, читала Гарри Поттера и прекрасно помню, какие проблемы появились у Гарри после этих слов.

В груди тихонько клокотало, стоило только вздохнуть, и мне все сложнее было сдерживать слезы. Я их чувствовала, они дрожали в уголках глаз, готовые предательски явиться миру. Быстро моргать уже не помогало, не моргать вообще — тоже. И, даже запрокинув голову вверх, я чувствовала, как медленно и лениво теплые капли скатываются по вискам, щекоча кожу и путаясь в волосах.

— Лесь… Леся… Алеся, ну не надо плакать, — Илья кашлянул, — самое страшное позади. А твои родители… вновь стать их дочерью ты уже не сможешь, зато дальней, но очень любимой племянницей — легко. Сама ты, конечно, внушение такой силы сделать не в состоянии, зато это под силу Владу. Попросишь его, — он заговорщицки понизил голос, — хотя, можешь и не просить, просто вот так вот расплачешься, он сам все предложит, а потом еще и благодарить будет, что ты согласилась.

— Илья… — голос едва заметно дрожал, но меня это уже не волновало. От горячих слез потолок превратился в разноцветное, мутное пятно. В котором искристыми бликами играли отсветы горящих ламп — от дождя, собравшегося, казалось, затопить весь город, за окном было совершенно темно.

— А?

— Замолчи, пожалуйста, — вытерев тыльной стороной ладони глаза, я зло выдохнула, — и как же я умудрилась во все это вляпаться?

— О, это очень просто, ты подошла…

— Да говорил мне Глеб, что я им подошла, хотя вроде бы и не очень подошла, — задумчиво припомнила я, — но времени искать кого-то получше у них не было.

Мне протянули бумажную салфетку, которую я с благодарностью приняла, вытерев ею мокрые щеки.

— Видишь ли, в чем дело… Они нашли трех подходящих кандидатов на роль хранителя, но только ты была самой…, — он замялся, побарабанил пальцами по столу и вовсе замолчал. «Праздничный обед» остывал, Илья, в отличие от меня, даже не притронулся к своей порции и сейчас гипнотизировал ее печальным взглядом.

— Договаривай уж, что со мной не так? Я была самой какой?

— Безынициативной, — негромко признался Илья, — им не нужны были сильные, хваткие личности. Хорошая наживка из таких не получилась бы. Ты же оказалась почти идеальным кандидатом… Кто же мог просто предположить, что именно из-за тебя все развалится? Спокойная, равнодушная девушка. Да ты ведь за весь год, после вливания силы, даже не попыталась ничего сделать, хотя не могла не чувствовать произошедших изменений. Они тебя просто не интересовали.

— У меня были дела поважнее.

— Вот, — Илья кивнул, — именно потому тебя и выбрали. Ты нелюбопытная. Исполнительная, конечно. Насколько я могу судить, все, что тебе давали, ты честно учила, но не сверх того.

— Как говорил наш замдекана, — подняв указательный палец вверх, я пафосно выдала, — «Инициатива наказуема».

Но тут же поникла, опустила руки на стол, переплела пальцы и уныло добавила, вызвав тихий сочувственный вздох у Ильи:

— Вот только меня наказали почему-то совсем не за это.

* * *

Готовить побег оказалось совсем несложным делом. Мы просто просидели на кухне до ночи, планомерно уничтожая все, что приготовил Илья, и позволив лярве отдохнуть в тишине и покое.

А в двенадцатом часу ночи, когда дождь все же решил, что уже, пожалуй, хватит, тучи рассеялись, уступив место яркому, звездному небу, Илья опасливо заглянул в спальню, где лежало тело Влада, и остался доволен увиденным.

— Лесь, иди сюда, — позвал он шепотом, заглянув на кухню, где его ждала я, сытая по горло и в прямом, и в переносном смысле, — когда еще тебе выпадет шанс увидеть процесс заселения? Пойдем.

Я не сразу сообразила, чего от меня хотят.

Неприятно узнать, что ты совсем не герой… даже очень глубоко в душе не герой, вот только вся эта заурядность не смогла спасти тебя от незавидной чести вляпаться в неприятности. Исключительно серьезные и насквозь геройские.

— Отстань, мне не интересно, — пробормотала я. Была ведь хорошей девочкой, послушной, воспитанной, даже умненькой… ну, может и не так, чтобы очень умненькой, но сообразительной же. А стала? Стала хранительницей. Разглядели, блин, они, мою посредственность. Тьху!

— Ну уж нет, мне скоро уже уходить, я не могу оставить тебя в таком состоянии. Хранительница не должна унывать и жалеть себя.

— Я унылая посредственность…

— Была, — не щадя моих чувств, согласился Илья, — но потом столкнулась с проклятыми и, вместо того, чтобы сбежать, решила помочь.

— И угробила ни в чем неповинную девушку, — огрызнулась я. Смерть Оксаны мне удалось перенести на удивление легко, и от этого почему-то было стыдно. Я чувствовала вину, но не испытывала особого горя от потери.

Справедливости ради, наверное, стоило бы признаться, что мне в последнее время вообще как-то не удавалось чувствовать что-то, кроме страха и полного непонимания происходящего. Но тоскливое желание выпить еще немного волшебного успокаивающего чаю все равно периодически возникало.

— Она бы умерла в любом случае. Но ты хотя бы пыталась ее спасти.

— Илья…

— Просто прекращай себя жалеть, вставай и иди сюда, — приказал он, — не пожалеешь.

Не став с ним спорить, я резко поднялась, от чего стул угрожающе качнулся назад, но не позволил моему плохому настроению себя перевернуть и упрямо встал на все четыре ножки.

К Илье я шла с четким намерением глянуть на Влада одним глазком, а потом вновь вернуться на кухню и заняться самокопанием.

То, что я увидела, заставило меня забыть о своих планах.

Тело городового, как и раньше, лежало на кровати, вот только теперь лицо его было укрыто какой-то черной полупрозрачной пеленой. Подрагивающей и совершенно неприятной на вид. Наверное, даже опасной.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, я рванулась в спальню, больше напуганная даже не этой черной гадостью, а отсутствием лярва, но Илья перехватил меня, прижал к себе и весело заговорил: