Книга Парижское танго - Ксавьера Холландер

В другой сцене женщина лежала на спине, а батон, подобностоячему пенису, торчал у нее на животе. Оба мужчины, стоя рядом, наблюдали заней. На одном из них был монашеский клобук, закрывавший лицо и глаза.

Дама перевернулась на живот, один из мужчин выступил вперед,раздвинул ее ягодицы и впихнул длинный, узкий батон в задницу. Нет, это был нечокнутый гурман, а совсем наоборот! Другой мужчина тоже сделал шаг вперед иострым ножом располосовал ее спину. Оттуда потекла густая, медузообразнаямасса. Мужчины начали пожирать этот соус – человеческий соус.

Сначала они обходились вилками и ложками; затем, поняв, чтособлюдая приличия, они никогда не добьются успеха в Голливуде, стали черпатьжидкую плоть руками, все глубже и глубже погружаясь в женское тело. Тут жекрупным планом было показано искаженное болью лицо женщины, а затем последовалазаключительная сцена, явно не принесшая премию создателям фильма – один измужчин закатал рукав рубашки и запустил руку глубоко внутрь тела женщины,извлекая злополучный батон. В этот момент я подумала, что кто-то познакомилдатского сценариста и режиссера с английским выражением «сладкая булочка впечке», но при этом в процессе перевода что-то исказилось.

Наконец, наступил последний кадр – и если у вас слабыйжелудок, закройте глаза и пропустите эти строки. Сверкнул нож, разрезавшийбуханку напополам, и на стол медленно вывалились человеческая печень и другиевнутренности. Наконец-то, к счастью, на экране появилось слово «конец».По-моему, очень своевременно.

Что за безобразное и болезненное искусство! С известнойдолей критики все это можно кратко обозначить одним словом: чушь собачья!

Молчаливая, несколько позеленевшая от полученныхвпечатлений, публика стала выходить из подвала, а Винсент и я поторопились кего красной спортивной машине. Мы опустили верх и поехали вдоль Парк Лейн,вдыхая свежий воздух, который помог нам восстановить нормальный цвет лица.

Ветер развевал мои волосы, когда мы ехали на юг по ПаркЛейн; справа, в темноте, простирался Гайд Парк, а слева величественновырисовывался отель «Дорчестер», знаменитый на весь мир еще с 30-х годов. Затемв поле зрения возник новый лондонский «Хилтон», тридцать этажей которогонависали над Гайд Парком (к большому неудовольствию консервативных лондонцев).

Мы свернули на углу Гайд Парка (по воскресеньям местосвободного словоизлияния) и направились по Найтсбридж вдоль одних из лучшихмагазинов мира, затем по Бромптон Роуд, свернули направо на Кромвелл Роуд,пронеслись мимо великолепного музея Альберта и Виктории, музея историиестествознания и с левым поворотом въехали в район маленьких улочек, которыйнравился Винсенту больше всего. Мчась по ним со скрипом тормозов, огибая аккуратныескверы и площади, мы оказались в Челси, откуда со своей сногсшибательной модойна мини-юбки начала свое победоносное шествие Мэри Куонт. Это знаменитое место,где по вечерам собираются уважающие себя свингеры и новички, мечтающиепримкнуть к ним.

Когда-то Челси был артистическим центром Лондона, но сейчасон притягивает к себе лиц со специфическими наклонностями, сшивающихся нателевидении особ, рекламных агентов, киноактеров вторых и третьих ролей (иногдаи кинозвезд) и, конечно, модников, единственным достоинством которых являетсяодежда. Я всегда ощущала их постоянный трепет, боязнь, что к полудню модаизменится: юбка сделается чуть-чуть не того оттенка, а отвороты на брюках наполдюйма шире. Но это их проблема. Давным-давно я обнаружила, что человеккрасит одежду, а не наоборот.

Подавив желание опрокинуть живительный стаканчик ввеликолепной старинной «Пивнушке шести колоколов», Винсент решил привезти меняпрямо в славненький маленький чехословацкий ресторанчик, где, почувствоваввернувшийся аппетит, мы заказали по порции гуляша. После этого мы сновапрогулялись, на этот раз пешком, по Кингз Роуд, наблюдая людей и впитываяокружающую обстановку.

В этот вечер Винсент поехал ко мне домой, чтобы насладитьсялюбовью. После первого раза, более-менее традиционного, – способы,которыми мы пользовались, одобрили бы даже миссионеры – Винсент решилрасслабиться и доказал, что он достаточно подкованный любовник. Хотя он и был вглазах своих учеников абсолютным джентльменом, он оказался приятным англичаниномне без фантазий.

За те несколько недель, что я пробыла в Лондоне, я провеланекоторые исследования в области мифического холодного английского темпераментаи обнаружила, что по меньшей мере каждый из четырех англичан из высшегообщества не без завихрений. Они весьма подвержены преклонению перед физическимнасилием и склонны к приятному и здоровому отбиванию своих хорошо упитанныхзадниц. На этот счет имеется две теории.

Одна из них гласит, что любовь к физическому наказаниювосходит к семейному укладу, где гувернантки прибегали к этому методувоспитания. Но нянька (гувернантка) в то же самое время являлась и объектомдомашнего обожания, в то время как мама с папой были весьма заняты другимиделами и не проявляли особые чувства к своим отпрыскам. Поэтому в отрочествефизическое наказание и привязанность психологически связывались друг с другом.

Согласно второй теории это объясняется системой воспитания иобучения англичанина, принадлежащего к высшему обществу. Как правило, егопосылали в чисто мужское учебное заведение, где трость была средствомвоспитания и наказания и широко применялась как преподавателями, так иучащимися старших классов. Большое количество учеников были вовлечены вгомосексуальную деятельность, что не удивительно для среды, в которой подросткии юноши не имели никакой реальной возможности познакомиться с девушками.

Многие мужчины, попадающие в тюрьму, занимаютсягомосексуализмом вынужденно – из-за отсутствия особей женского пола – затопотом, после освобождения из тюрьмы, они могут продолжать свою половую жизньнормальным гетеросексуальным образом. Но для школьников, чей первый опыт всексе был гомосексуальным, благополучный результат может наступить очень нескоро, и обстановка физического насилия – так утверждает вторая теория –помогает им идеализировать гомосексуальные наклонности.

Что касается Винсента, то весь вечер он был страннозаинтригован золотой цепочкой, которую я носила на талии. После нашего первого– и весьма нежного – траханья, он взял цепочку, обвязал ее вокруг моих грудей, азатем начал сосать мне соски. Делая это, он засовывал и цепочку, и по меретого, как она врезалась в мои соски, он все более и более возбуждался.

Потом он занялся клитором, и мне это доставило подлинноеудовольствие, особенно после того, как я ему точно объяснила, что от неготребуется: сосать не слишком сильно, быстро работать языком вверх и вниз поклитору. Я почувствовала раннюю стадию оргазма и обхватила ногами его шею.Вдруг он прекратил свое восхитительное лизание, перевернул меня на живот,приказав не задавать лишних вопросов.

Я была все еще сильно возбуждена и жаждала оргазма. Глядячерез плечо, я увидела, что он взял галстук, ремень и опытными рукамипривязывал мои лодыжки и ноги к кровати. На какой-то момент я испытала страх –страх незнания того, что последует, однако, этот страх только добавил новыеощущения к моему возбужденному состоянию.