Книга Вампиры - Барон Олшеври

Все виденное казалось сном.

— Будем ждать, — сказал Петро, — летняя ночь коротка. Они скоро вернутся.

Сколько времени прошло — не знаю. Я устал, спина ныла, ноги одеревенели, голова была тяжелая.

В воздухе стоял ясный запах тления, точно разлагающийся труп рядом.

Скоро взойдет солнце. Риты нет. На окне сидит большая черная кошка. Я хочу уже встать, но кошка прыгает в капеллу, и это не кошка, а Рита.

Усталой походкой идет она к гробу, глаза сияют алым наслаждением, на губах кровавая пена. Минута, и она исчезла.

— Теперь скорее вон отсюда, — говорит Петро и берет меня за руку.

— Да-да, вон, — шепчу я, — и пора.

Едва дотащился до своей постели и упал, как убитый.

7-го

Что мы пережили сегодня. Ну и ночь! Она еще страшней той, когда в первый раз встала Рита. Но по порядку.

После бессонной ночи, проведенной в капелле, а главное, от разных дум и пережитого горя я свалился на постель и заснул тяжело, без грез, без видений.

Вдруг кто-то сердито меня толкает, открываю глаза, передо мной стоит Рита. Лицо ее перекошено злобой, острые ногти впиваются в мою руку.

— Вставай, что же это за безобразие, твои два дурака залезли в мою капеллу и не хотят оттуда уходить. Прогони их сейчас же! И прикажи снять решетки и глупые цветы, — кричит Рита.

— Какие цветы, какие решетки, я ничего не знаю, — говорю я.

— Я так и знала, что ты ничего не знаешь! Идем! — и она тащит меня в капеллу.

Оказывается, сумасшедший ездил в город за тем, чтобы заказать на окна капеллы решетки из омелы и теперь они с Петро укрепили их на место и всюду развесили гирлянды цветов. Тяжелый запах сразу открыл мне, что эти белые цветочки не что иное, как чеснок.

— Прикажи убрать, прикажи убрать! — кричала Рита. Я взглянул на Петро.

— Хорошо, Рита, я распоряжусь, и завтра все уберут.

— Нет, сегодня же, сейчас! — настаивала Рита.

— Сегодня поздно, скоро закат солнца, а вечером никто из слуг не станет работать там, где стоит гроб, хотя бы и пустой, — сказал я самым равнодушным образом, — вот тебе ключ от выходной двери капеллы, завтра, когда ты пожелаешь, тогда и очистят здесь. Я прикажу.

Рита взяла ключ и еще колебалась; Петро в это время проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Надо прочесть «Аве Мария», солнце закатывается.

— Уходите прочь, я замкну дверь, — сказала Рита.

Мы вышли. Оба старика довольно улыбались и подталкивали друг друга.

— Ну, Карло, теперь за дело, пока ты спал, мы с Петро все приготовили, — сказал сумасшедший, и он сказал это так спокойно и решительно. Голос был такой ясный.

Я невольно взглянул на него. Глаза светлые, разумные.

— Да, милый Карло, я поправился. Я теперь знаю, что я не один и что Петро поможет мне. Да и ты сам видишь теперь, что я говорил правду, и только от горя и бессилия у меня кружилась голова и я, правда, временами сходил с ума. Сегодня же, как увидел Петро, мне сразу стало легче, а когда он мне все рассказал, то с меня точно гора свалилась! Вот помогу вам, кончим здесь все, и я пойду в тот монастырь, где был Петро. Хорошо там, он говорит!

— Дело, дело говори, пора уже, — перебил его Петро.

— Да, мы решили на всякий случай заделать окна решетками из омелы — через нее нечистая сила не проходит, — а двери, кроме наружной, замкнули и залили свинцом, смешанным с св. облаткой, так что ходу им, кроме двери, нет.

Два осиновых кола и большой молоток мы приготовили… так через четверть часа и пойдем.

Я буду держать кол, Петро ковчежец и ты, Карло, должен вбить кол. Не бойся, я направлю его прямо в сердце, я ведь все же доктор. Покончим с женщиной, спустимся в склеп. Хорошо?

Я согласился.

Мы прошли в замок. Он был пуст. Слуги, видимо, нарочно были отпущены.

Старики принялись молиться, а я сел на окно и смотрел на закат солнца.

И вот картина за картиной стали вставать в моем воображении:

Закат солнца, темный канал, а на нем гондола и черные красивые глаз а…

Вот церковь. Орган тихо играет и тут близко от меня — черные, милые глазки, но они не смотрят…

Вот снова черные глазки, но как они светятся, сколько ласки, любви… я чувствую нежные руки… запах роз… скоро-скоро она будет совсем моей, моей обожаемой женой…

«Идем», — говорит кто-то. Меня берут за руку, ведут… кто, куда, зачем?

Мрачные стены обтянуты черным сукном, украшены белыми пахучими цветами. Серебряный гроб покрыт богато расшитой пеленой и засыпан розами…

Солнце закатилось, и последние отблески наполняют воздух бегающими зайчиками.

Жарко и душно.

Вот две черные фигуры подходят к гробу. Молча свертывают покров, снимают крышку.

В гробу, на белой шелковой подушке, вся в кружевах и лентах лежит дорогая мне головка, черные волосы, как короной, украшены жемчужным гребнем, между розовых губ блестят белые зубки… Встречи на канале, в церкви снова проносятся в моей голове. Виски стучат.

Вот одна из черных фигур подает мне что-то длинное и упирает это что-то в грудь моей невесты. Затем мне дают тяжелый молоток и я слышу:

— Ударь, сильнее ударь!

Я повинуюсь, поднимаю руку и… вдруг два милых, черных глаза тихо открываются, смотрят на меня, не мигая губки шепчут: «Карло».

«Бей, бей», — кричит голос мне в ухо. Я опять повинуюсь, поднимаю молоток… черные глаза печально мерцают, губы скорбно сжаты, маленькая ручка беспомощно поднята… Минута. Молоток с грохотом падает на пол, и я сам валюсь на ступени катафалка.

Слышу отчаянный крик, злобный хохот… и теряю сознание.

Очнулся я поздно ночью у себя в комнате. Открываю глаза и вижу: Петро и доктор стоят возле моей кровати. Петро усердно меняет на моей голове компрессы, а доктор говорит:

— Ничего, отойдет, это «она» его заколдовала. Ну, да мы в обиду не дадим.

Вдруг страшный порыв ветра пронесся над замком. Захлопали двери, застучали ставни, слышно было, как забегали и засуетились слуги. Новый порыв ветра.

— Сорвало крышу, сломало старый дуб! — кричали голоса. Я вскочил на ноги.

— Ну, это «они», ведь на небе не было ни одного облачка давеча. Откуда же такая непогодь? — сказал Петро.

— Да, не иначе, как «они», теперь «их» время, — подтвердил доктор.

Затем они сообщили мне, что когда вынесли меня в обмороке из капеллы, они тотчас же закрыли дверь и залили свинцом с св. облаткой, как сделали это и раньше с остальными дверями. И вот теперь «нечисть», не находя выхода, вызвала бурю.