Книга К дальним берегам - Джил Грегори

— А кто это Гренгер?

— Джоффри Гренгер, — объяснила Дженни, — владеет лесопилкой, которая снабжает лесом нашу верфь. К тому же это самый старый и близкий друг Алекса. Они выросли вместе. У них были общие занятия, они плавали вместе в Шуликиле, скакали на лошадях, как демоны, вечно затевали совместные шалости! Я думаю, что вам понравится Джоффри, Элизабет. Возможно, он зайдет сегодня днем, и у вас будет шанс с ним познакомиться.

— Так он похож на вашего брата? — спросила Элизабет, заинтригованная тем, каких людей выбирает себе Алекс в самые близкие друзья.

— Надо полагать, что да, в некотором смысле, — ответила Дженни задумчиво. — Впрочем, вы сможете убедиться сами. Прежде всего он истинный джентльмен.

«В таком случае, — подумала про себя Элизабет, — он наверняка сильно отличается от Алекса». Но вслух, однако, не сказала ничего. Она все еще мысленно ругала себя за недавние высказывания об Алексе в присутствии его семьи и дала себе слово больше не задевать их родственные чувства своей грубостью. Дженни и Адам Уоррен были хорошими, добродушными людьми, и у нее не было никакого права выплескивать на них гнев на Алекса. Даже несмотря на то что он уехал, не попрощавшись с ней, едва они оказались в Америке, забыв при этом позаботиться о ней, — без всякой мысли о ней вообще! Все равно это не причина для того, чтобы оскорблять других за то, что они ему так преданны. Нет, она выплеснет все свои жалобы ему самому при первой же возможности. Это доставит ей величайшее удовольствие — высказать все, что она о нем думает!

Ее мысли были прерваны приглашением на второй завтрак, и она последовала за Адамом и Дженни в столовую. Еда была простой, но вкусной: поджаренные цыплята, горячий с маслом горох, огромный высокий пудинг и не менее огромная тарелка замечательного подрумяненного картофеля. После завтрака Адам должен был вернуться на верфь, а Дженни повела Элизабет наверх, в детскую, где ее представили Саре Уоррен, милому трехлетнему ребенку с длинными темными кудряшками и шоколадными глазами. Маленькая девочка была очень похожа на свою мать, но в то же время в ней было что-то и от отца — в манере сводить подвижные брови, когда она хмурилась, или поднимать их в знак удивления.

Элизабет также увидела Ханну, ширококостную, веселую женщину с шапкой белых волос на голове и добрыми голубыми глазами, глубоко посаженными на пухлом, изборожденном морщинами лице. Ханна нянчила еще Дженни, а теперь Сару. Казалось, она так удобно помещается в кресле-качалке у огня, так уютно держит маленькую девочку на одном колене, а с другой стороны — корзинку с шитьем, как будто уже стала частью этой комнаты, такая же теплая и уютная, как и сама детская. Следующие несколько часов Элизабет провела в детской, играя с Сарой, которая оказалась веселой и подвижной, как щенок, и с удовольствием болтала на своем детском языке о всякой всячине. Для Элизабет день был приятным, как никогда, такие дни не выпадали на ее долю уже очень давно. Она вдруг осознала, как болезненно переживала все это время отсутствие женского общества, как соскучилась по спокойной, беспечной, ни к чему не обязывающей болтовне, по ленивым дням, проведенным возле камина. Воспоминания о тесном, холодном и вечно качающемся корабле исчезли, и Элизабет почувствовала себя почти примиренной со своей новой жизнью. Все было очень похоже на Лондон, как будто она снова попала домой… почти…

В этот самый день, после полудня, когда они с Дженни пили чай в гостиной, Элизабет впервые увидела Джоффри Гренгера. Он спокойно вошел в дом. Закутанный в длинный бордовый плащ до самых ботинок, на голове у него сидела странная заломленная набекрень шляпа, из-под которой вились густые черные кудри, рукой, затянутой в перчатку, Гренгер небрежно помахивал блестящей черной тростью. Ее набалдашник из слоновой кости был отполирован до блеска.

«Он двигается, как кошка», — немедленно подумала Элизабет, пораженная волшебной, поистине кошачьей грацией этого человека. Дженни поднялась со своего места и поспешила навстречу гостю, а Элизабет, после того как были сделаны соответствующие представления, изящно протянула ему руку. Он поднял ее пальцы к своим губам с непринужденностью и уверенностью, и она почувствовала, как кончики его усов слегка пощекотали ее руку. Потом, когда глаза их встретились, сердце Элизабет бешено забилось. Что-то было в этом человеке — необыкновенно знакомое. «Возможно, — сказала она себе, — все дело в том, что он похож в каком-то смысле на Александра Бурка». Он был высокого роста, приблизительно такого же, как и Алекс, с такими же широкими плечами. У него были блестящие голубые глаза — светлее и холоднее, чем у Элизабет, похожие на замерзшую воду.

— Мисс Трент, я счастлив познакомиться с вами, — тепло обратился он к ней, улыбаясь и глядя прямо в глаза. — Хотя в то же время я бы хотел, чтобы обстоятельства нашего знакомства были другими. Мне кажется, мой друг Алекс — как бы это сказать? — был несколько опрометчив.

С удивлением она поняла, что не чувствует никаких неудобств от того, что ей напомнили о ее несчастьях. По всему было видно, что Джоффри Гренгер бывалый человек, но ведь и она больше не невинная девица. Элизабет без робости встретила его взгляд и ответила со сдержанной улыбкой:

— Вы очень добры, мистер Гренгер. Как приятно узнать, что у Александра Бурка есть такие благородные и благовоспитанные друзья.

Благородство. «Дженни была права, назвав его джентльменом. Это именно то слово, которое к нему подходит больше всего», — размышляла про себя Элизабет. Это чувствовалось во всем: в том, как он снимал плащ и шляпу, как ставил в угол трость. Когда он занял свое место и Дженни налила ему чай, Элизабет принялась изучать его, замечая все: и замечательный покрой черного атласного камзола, и превосходно накрахмаленные складки рубашки у воротника и на рукавах. Жилет его был вышит розовыми и серыми нитками и украшен маленькими золотыми пуговицами, а чулки серебристо-серого цвета прекрасно обтягивали изящные сильные ноги. Во всей его внешности чувствовались безупречность, элегантность по первому разряду — то, что достигается только хорошим воспитанием… и богатством. Она не смогла не сравнивать его с Алексом, который, несмотря на свои аристократические манеры, бросавшиеся в глаза сразу же, при первом взгляде на него, обладал независимым характером, граничащим с высокомерием, некоей энергией и силой, которую невозможно было удержать. Элизабет предположила, что, возможно, именно его грубость, способность к безрассудному действию более всего привлекали ее в Бурке — и одновременно столь же сильно отталкивали. С другой стороны, Гренгер, насколько она заметила, пока он пил чай, изящно держа хрупкую тонкую чашку из дельфтского фарфора тонкими аристократическими пальцами, был, по-видимому, совершенно лишен этой грубости. Он был сама вежливость и утонченность, что не лишало его вместе с тем мужественности, манеры были дружелюбными и мягкими, а это служило безошибочным признаком самого лучшего воспитания.

Элизабет наблюдала за ним из-под опущенных ресниц, удивляясь в то же время, почему он вызывает в ней такой сильный интерес, почему она находит в его внешности что-то знакомое, а в движениях — что-то волнующее. В конце концов она оставила все попытки разобраться в этом вопросе. Он просто очень красивый человек, прекрасно воспитанный и, по всей видимости, чрезвычайно умный, разбирающийся во многих вопросах. Естественно, встреча с таким человеком могла ее заинтриговать. Это все, что она могла предположить.