Книга Друсс - Легенда - Дэвид Геммел

Отчаяние сменилось гневом.

Отвыкшие от света глаза продолжали слезиться. Он снял рубашку и оглядел свое исхудавшее тело. Руки утратили свою мощь на них торчали суставы. «А все-таки я жив, — сказал он себе, — и буду жить».

Он съел сыр и половину мяса. Ему не терпелось поглотить все без остатка, но он не знал, когда вернется старик, поэтому завернул мясо в тряпицу и сунул за пояс.

Зажигательная коробочка была старого образца — огонь добывался ударом кремня о зубчатое колесико, а в углублении помещался порошковый трут. Уверившись, что сумеет пользоваться всем этим в темноте, Друсс неохотно задул лампу.

Старик вернулся два дня спустя. На сей раз он принес сушеные абрикосы, ломоть ветчины и мешочек с трутом.

— Надо сохранять гибкость, — сказал он Друссу. — Упражняйся, лежа на полу.

— Чего ради ты все это делаешь?

— Я сам просидел здесь многие годы и знаю, каково оно. Надо восстановить силы. Для этого есть два способа, насколько мне известно. Первый такой: ложишься на живот, подобрав под себя руки, и, держа ноги прямыми, приподнимаешься на одних руках. Столько раз, сколько сможешь. Считай и каждый день добавляй один раз. А второй способ: ложишься на спину и поднимаешь вверх прямые ноги. Это укрепляет живот.

— Сколько времени я здесь пробыл? — спросил Друсс.

— Об этом лучше не думать. Главное — восстановить силы. В другой раз я принесу тебе мазь от болячек и порошок от вшей.

— Как тебя зовут?

— Лучше тебе не знать этого — на тот случай, если они найдут лампу.

— Я твой должник, дружище, а я всегда плачу свои долги.

— Со мной ты не расплатишься, пока не окрепнешь.

— Я окрепну, — пообещал Друсс.

Когда старик ушел, он зажег лампу и лег на живот. Он отжался восемь раз, прежде чем рухнуть на грязный пол.

Неделю спустя он мог отжаться уже тридцать раз, а к концу месяца — сто.

Глава 3

Часовой у главных ворот, прищурив глаза, оглядел трех всадников. Никого из них он не знал, между тем ехали они с небрежной уверенностью, болтая и смеясь. Часовой вышел им навстречу и спросил:

— Кто такие?

Первый, стройный светловолосый воин, носящий перевязь с четырьмя ножами, сошел со своей гнедой кобылы.

— Мы путники, ищем пристанища на ночь. А в чем дело? Может, в городе чума?

— Нет у нас никакой чумы. — Часовой поспешно сделал знак Хранящего Рога. — Откуда путь держите?

— Из Лании на побережье, в Капалис. Нам нужна гостиница.

— Гостиниц тут нет. Это крепость Кайивака. Двое других остались в седлах. У одного через плечо висел лук, а на седельной луке — колчан, второй, в широкополой кожаной шляпе, имел при себе только охотничий нож длиной с короткий меч.

— Мы можем заплатить за ночлег, — с приветливой улыбкой сказал светловолосый.

Часовой облизнул губы, а приезжий, порывшись в кошельке, опустил в его ладонь увесистую серебряную монету.

— Ну что ж... не прогонять же вас. — Страж спрятал монету в карман. — Езжайте через главную площадь, а там налево. Увидите дом под куполом — восточной стороной он выходит в переулок. Там есть трактир. Без драк в этом кабаке не обходится, но хозяин, Акай, держит комнаты. Скажите ему, что вас послал Ратсин.

— Очень любезно с твоей стороны. — Воин с перевязью снова сел на коня.

Часовой, глядя им вслед, покачал головой. Он не надеялся увидеть их снова. Серебра у них много, а меча ни одного.

Старик приходил чуть ли не каждый день, и Друсс очень ценил эти мгновения. Гость никогда не задерживался надолго и говорил кратко, мудро и по делу.

— Самая большая опасность для тебя, когда ты отсюда выйдешь, — глаза. Ты слишком привык к темноте, и солнце может надолго ослепить тебя. Я, когда меня выпустили, ослеп почти на месяц. Смотри почаще на лампу, приучай зрачки суживаться.

Друсс, окрепший настолько, насколько это возможно в тюрьме, сказал ему в последнюю встречу:

— Завтра не приходи, и послезавтра тоже.

— Почему?

— Думаю уйти отсюда. — Старик рассмеялся. — Я серьезно. Дружище. Два дня не ходи ко мне.

— Как ты собираешься выйти? Чтобы сдвинуть дверную глыбу, нужны двое, притом она заперта на два засова.

— Раз так, увидимся через два дня.

И Друсс остался один в темноте. Мазь, что принес старик, залечила почти все его язвы, а порошок, дьявольски едкий, изгнал всех насекомых, кроме самых упорных. Сытная еда восстановила силы Друсса, зубы во рту больше не шатались. Лучше и желать нечего — его время пришло.

Весь долгий день он ждал и наконец услышал шаги тюремщика. В отверстие просунули чашку с водой и ломоть черствого хлеба. Друсс затаился в темноте, не шевелясь.

— Эй ты, крыса, кушать подано, — окликнул тюремщик. Ответом было молчание. — Ну как знаешь. Авось передумаешь еще.

Потянулись долгие часы, и вот в коридоре снова замигал факел. Друсс, выждав еще немного, зажег свою лампу и доел мясо, оставленное накануне стариком. Потом поднес лампу к лицу и стал смотреть на крохотный огонек, водя им перед глазами. Свет уже не жалил глаза так, как прежде. Друсс задул лампу, перевернулся на живот и отжался от пола сто пятьдесят раз.

Он уснул, и его разбудил приход тюремщика. Тот стал на колени у решетки, но в темноте, как достоверно знал Друсс, ничего разглядеть не мог. Вода и хлеб остались нетронутыми. Главное теперь в том, есть ли тюремщику дело до того, жив узник или мертв. Кайивак посулил Друссу, что тот сам будет молить его о смерти — атаману скорее всего не понравится, что его лишили такого удовольствия.

Тюремщик выругался и удалился в ту сторону, откуда пришел. У Друсса пересохло во рту, сердце отчаянно колотилось. Минуты шли за минутами, долгие и тревожные. Потом тюремщик вернулся — и не один.

— Я не виноват, — говорил он кому-то. — Атаман сам назначил ему содержание.

— Ты хочешь сказать, что виноват атаман?

— Нет-нет! Никто тут не виноват. Может, у него сердце было слабое, кто знает. Или захворал чем. Может, он и жив еще, только хворый — надо будет на время перенести его куда попросторнее.

— Надеюсь, ты прав, иначе тебе повесят собственные кишки на шею заместо ожерелья.

Послышался скребущий звук — Друсс догадался, что это отодвигают засовы.

— Ну, теперь взяли! — И двое, навалившись разом, сдвинули в сторону камень. — Боги, ну и вонища! — пожаловался кто-то, сунув внутрь факел. Друсс сгреб его за горло втянул в темницу и ринулся наружу. Выкатившись за дверь, он встал на ноги, но его шатнуло.