Книга Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в. - Виталий Пенской

P. S. При анализе крупных осадных кампаний, которые проводила русская рать в XVI в., обращает на себя внимание проблема снабжения осаждающей армии. Невозможность организовать нормальное снабжение войска раз за разом вынуждала снимать затянувшуюся чрез меру осаду с того же Смоленска в начале XVI в. Успех же третьей Казани был во многом обусловлен не только тем, что была проделана колоссальная предварительная работа по организации правильного подвоза припасов и создания мощной тыловой базы снабжения, но и тем, что, в отличие от Смоленска и Полоцка, к Казани вела отличная водная магистраль – Волга. Это существенно облегчило решение проблемы снабжения и предопределило успех предпринятой в 1552 г. осады – притом что она оказалась достаточно долгой и проходила в сложных погодных условиях. Проблема снабжения была тесно увязана и с выбором времени для кампании. Оно оказывалось довольно ограниченным – или зима, с установлением санного пути, или же весна – лето, как просохнут дороги. Осенняя и весенняя распутица ставила практически неодолимые преграды на пути и войск, и в особенности обозов и наряда. Ошибка с выбором времени для проведения осады или же неблагоприятные природные условия легко могли сорвать задуманный план, и опыт смоленских и казанских походов это хорошо подтверждает.

Очерк VIII. «Всякое оружье, что к ратному делу пригожаетца…»: московские доспехи, холодное и огнестрельное оружие

1. «Служилая рухлядь» русских ратных людей

Составной и неотъемлемой частью истории русского военного дела эпохи позднего Средневековья – раннего Нового времени является история вооружения русских воинов, вооружения наступательного и оборонительного, холодного и огнестрельного, история, вокруг которой за несколько столетий сложилось великое множество всякого рода мифов и стереотипов. Их возникновение и последующее воспроизводство во многом было связано с тем, что историки Нового времени долгое время относились с доверием к свидетельствам иностранных наблюдателей – дипломатов, купцов, просто авантюристов, – которым довелось побывать в это время на Руси и оставить под впечатлением увиденного некие записки. Эти тексты, в которых самым причудливым образом перемешались реальность и фантазии, то, что было на самом деле, и то, что хотели увидеть (и увидели) иностранцы в загадочной и «варварской» (по их мнению) России, как свидетельства очевидцев были восприняты на веру и стали тем «фундаментом», на котором долгое время выстраивались порой весьма причудливые «конструкции», описывающие характер вооружения русских ратей 2-й половины XV – начала XVII в. Ярким примером такой «конструкции», выведенной, как говорится, на кончике пера, могут служить рассуждения Юрия Крижанича, хорватского богослова, публициста, философа, историка и филолога, который писал в начале 60-х гг. XVII в., пребывая в тобольской ссылке: «В способах ратного дела мы занимаем среднее место между скифами и немцами. Скифы особенно сильны только легким, немцы только тяжелым вооружением: мы же удобно пользуемся тем и другим и с достаточным успехом можем подражать обоим помянутым народам, хотя и не сравниваемся с ними. Скифов мы превосходим вооружением тяжелым, а легким близко к ним подходим; с немцами же все наоборот»[436].

Наблюдения за описаниями комплекса вооружения русских воинов той эпохи, оставленных иностранными наблюдателями, позволяют предположить, что, составляя их, иноземцы отнюдь не стремились дать точную и правдивую картину увиденного. Нет, речь шла скорее о создании некоего узнаваемого образа московитского воина и войска, варварского par excellence, отличного от цивилизованного европейского воина. В этом отношении весьма любопытны и примечательны западноевропейские гравюры 2-й половины XVI в., например голландского гравера К. де Брюина, которые позволяли всем желающим наглядно убедиться в том, что отличает московита от европейца.

Но стоит ли из-за этого с порога отвергать свидетельства иностранцев? Пожалуй, что все же нет. Некое рациональное зерно в их описаниях присутствует, другой вопрос – насколько основательно нужно потрудиться, сколько словесной руды переработать для того, чтобы составить более или менее четкое представление о том, с чем выступали в поход московские рати последних Рюриковичей? Попробуем ответить на этот вопрос.

Для начала краткое теоретическое вступление. Развитие комплекса вооружения русского войска (термин «комплекс вооружения» в данном случае мы используем в широком смысле, включая сюда и доспех, и холодное оружие, и оружие огнестрельное – тяжелое и ручное) «классической» эпохи происходило под влиянием двух явлений. С одной стороны, это уже упоминавшаяся нами прежде так называемая «ориентализация» (споры о сущности которой идут давно, но, повторимся еще раз, по нашему мнению, под «ориентализацией» стоит понимать прежде всего перевооружение в массовом порядке русской конницы с характерного для Средневековья комплекса вооружения «копье – щит – меч» на «саадак – сабля» и переход от тактики ближнего боя, «ручного сечения» к дистанционному, «лучному бою»). С другой стороны, на изменения в русском комплексе вооружения серьезнейшее воздействие оказала также упоминавшаяся нами прежде военная «пороховая» революция, набиравшая обороты с конца XV в. Введение в повседневный (если так можно выразиться) военный оборот огнестрельного оружия и его все более и более широкое распространение не могли не оказать сильнейшего воздействия на внешний облик русского воина – сперва пешего, а затем и конного, не говоря уже о переменах в тактике (и опосредованно – в стратегии).

Теперь, после краткого теоретического введения, попробуем в общих чертах охарактеризовать комплекс вооружения, наступательного и оборонительного, русской конницы. По устоявшейся традиции служилый человек, боярин ли, сын боярский или же дворянин («наследник» княжеских и боярских дружинников) должен был выступать на государеву ратную службу «конно, людно, оружно и збройно». О конности и людности мы уже писали прежде, теперь речь пойдет о «оружности» и «збройности». Под влиянием «ориентализации» за примерно столетие они сильно переменились – конные «полки» Ивана III и Василия III, с конца XV в. ходившие походами на Литву, на Ливонию со Швецией, на Казань и отбивавшие набеги крымских татар на государеву «украйну», существенно отличались от «бояр» Дмитрия Ивановича, утром 8 сентября 1380 г. вступивших в бой с войском темника Мамая на Куликовом поле, но не столько и не сколько по составу защитного вооружения, сколько по характеру оружия наступательного.

Комплекс вооружения русского ратника, пешего и конного, времен Куликовской битвы – предмет отдельного исследования, но небольшой обзор все же необходим, чтобы представить точку отсчета, от которой можно «плясать» дальше. «Бояре» конца XIV в. в массе своей представляли собой, судя по немногочисленным археологическим находкам и свидетельствам нарративных памятников (летописей, воинских повестей и пр.) тяжеловооруженных всадников-копейщиков. «Стандартный» (если так можно выразиться) «набор» вооружения «боярина» включал в себя прежде всего защитное наголовье-шелом характерной сфероконической формы с защищавшей шею бармицей (кольчужной, стеганой или ламеллярной) и наушами (впрочем, в ходу были и импортные шлемы – «черкасские» и «немецкие», то есть восточного, возможно северокавказского, и западноевропейского происхождения). За защиту тела отвечал панцирь – металлический и комбинированный. Как и прежде, широко была распространена кольчуга и ее новомодная разновидность, пришедшая с Востока, – байдана (бодана) «бесерменьская»[437], отличавшаяся от обычной кольчуги формой колец (плоские и более крупные). Наряду с кольчугой (а часто и вместе с ней) использовались ламеллярные доспехи, состоявшие из металлических пластин, соединенных ремнями или шнурами. Это позволяло ратнику в случае необходимости быстро избавиться от тяжелого доспеха, разрезав ремни, скреплявшие отдельные пластины, как это сделал в 1434 г. псковский посадник Даниил, который бежал с поля боя с ливонцами, «обрезав броню на собе»[438]. Помимо кольчатых и ламеллярных доспехов, в ходу были также и пластинчато-нашивные – в таком доспехе металлические пластины нашивались или приклепывались на кожаную или тканую основу. Впрочем, нельзя исключить и применение русскими ратниками классической бригантины. Кроме того, русскими воинами использовались и зерцала – металлические диски, крепившиеся поверх основного доспеха на ремнях или приклепывавшиеся к нему. И наконец, для защиты рук использовались наручи, а для ног – кольчужные чулки и поножи-бутурлыки (хотя есть мнение, что эти элементы защиты использовались редко). Такой комплекс давал ратному человеку довольно надежную защиту. Любопытное свидетельство сохранилось в «Степенной книге». Согласно ее записям, великий князь Василий II, оказавшись в самой гуще рукопашной схватки с татарами в сражении под Суздалем, получил множество ран – «у правыя руки его три перъсты отсекоша, толико кожею удержашася (выходит, что латных рукавиц или иной защиты кистей рук у великого князя не было. – В. П.), левую же руку наскрозь прострелиша, а на главе его бяше 13 ран кровавых (князя добивали целенаправленно? – В. П.). Плеща же и груди его от стрелнаго ударениа и от сабелного и брусного (то есть ударов палицей или булавой. – В. П.) бяху сини, яко и сукно»[439]. Тем не менее Василий остался жив – доспех спас его от смерти.