Книга Одна, но пагубная страсть - Татьяна Полякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Катька, — нахмурился Матвей, — скажичестно, ты была в квартире, когда вашего Диму убили?
— Чокнулся совсем? — ахнула я. — С чего тывзял, что я должна была там быть? — Сердце мое ухнуло вниз, потому что явспомнила, что на самом деле о диске услышала, лежа под Диминой кроватью,когда.., в общем, ясно когда.
— Врешь ты много, — вздохнул Матвей, как мнепоказалось, сознательно увиливая от ответа. — Причем врешь неумело, потомучто, к счастью для меня, навыков у тебя нет. И я подозреваю самое худшее: ненайдя денег в сейфе на Диминой работе, вы к нему домой отправились.
Такая догадливость очень мне не понравилась. Может, емуНаташка все рассказала? Нет, с какой стати… Выходит, сам такой умный. Япостучала пальцем по его лбу и сказала:
— Что ты городишь? Мы что, по-твоему, спятили? Намтрупов в офисе хватило, ведь мы были уверены, что охранников убили.
— Кать, давай по-доброму, а? — подхалимскипредложил Матвей. — Ты мне все честно расскажешь…
— А ты мне что? — съязвила я.
— Я тебя всю оставшуюся жизнь буду на руках носить, асначала избавлю от больших неприятностей, потому что дела скверные и…
— Я тебе все рассказала. Честно. Спаси меня отнеприятностей и носи на руках, пока не надорвешься.
Высказавшись таким манером, я поднялась на носки и егопоцеловала. Он силился казаться счастливым, но особого впечатления не произвел.Подозреваю, Матвей был не прочь допросить меня с пристрастием, и, чтобы отвлечьего от столь пагубных мыслей, я поспешила сменить тему.
— Как думаешь, они вернутся?
— Надеюсь, что нет. Но надо соблюдать осторожность.Ложись со мной…
— Что? — вытаращила я глаза, готовясь объяснитьнахалу, что думаю по поводу такого предложения.
Нахал очень натурально смутился, даже покраснел. Затемпояснил:
— Я не так выразился… Просто хорошо бы нам вдвоемдежурить. Начну засыпать, толкнешь меня в бок.
— А если я сама усну?
— Будешь рассказывать мне историю своей жизни.
— Тогда ты точно уснешь. Лучше ты мне про свою жизньрасскажи.
— Хорошо, — легко согласился он и принялсярассказывать.
Я внимательно слушала и гадала: врет или в самом деле всетак и есть? Подозревала, что врет, но слушать тем не менее было интересно.
— Сколько тебе лет? — спросила я.
— Не скажу, — усмехнулся Матвей. — Будуприучать тебя к своему возрасту постепенно, а то решишь, что я слишком стар длятебя. Ты и так по неведомой причине недовольна моей внешностью.
— Глупости. Когда мужчина в одинаковых носках, он ужевыглядит неплохо, а тут такое сокровище.
— Иногда ты говоришь, как умудренная жизньюособа, — съязвил он.
— Я быстро учусь, — не осталась я в долгу. —А когда рядом всякие подозрительные типы…
— Ладно-ладно, не начинай сначала. Мы проводим ночь ватмосфере братства и взаимопонимания.
К тому моменту мы переместились на диван. Матвей вытянулноги на пуфик и как-то незаметно меня обнял, так что слова об атмосферебратства пришлись весьма некстати.
— Не вздумай ко мне приставать, — честно предупредилая.
— И не мечтай, — широко улыбнулся он. — Ядождусь, когда ты созреешь и сама начнешь приставать.
— Сроду не видела таких нахалов! — возмутилась я,отстраняясь.
— Твои сомнения от недостатка опыта. Если женщине непредлагать секс, она начинает беспокоиться, делать разные намеки, а потомпредлагает его сама.
— Странные у тебя были женщины, — буркнула я,погружаясь в раздумья.
— Такой, как ты, не было, — фыркнул он. Я былоподумала, что это комплимент, но произнес он последние слова как-то странно, ия заподозрила издевку. Оказалось, не зря заподозрила, потому что Матвейпродолжил:
— Ты даже целоваться не умеешь.
— Я не умею? Вот уж чепуха! Если хочешь знать…
— Хочу, — кивнул он. — Я уверен, у тебя ипарня-то не было.
— У меня?! — Возмущение мое не знало границ. Яхотела вцепиться Матвею в физиономию, но решила, что такое поведение менянедостойно, и презрительно фыркнула. — У меня было столько парней, сколькотебе и не снилось.
— Мне вообще никогда парни не снятся, — заверилон. — Знаешь, иногда я думаю, что статья в Уголовном кодексе о совращениималолетних необходима не для вашей безопасности, а для нашего душевногоспокойствия.
— Что ты хочешь сказать?
— Общение с тобой — это труд, каждодневный и тяжелый.Утешает только то, что ты когда-нибудь повзрослеешь.
— Непременно, — улыбнулась я. — И когда янаконец повзрослею, то проникнусь к тебе симпатией, начну переводить тебя черездорогу и поднимать клюшку, когда она вылетит из дряхлых старческих рук.
— Ужас какой! — закатил глаза Матвей. —Жуткую картину ты нарисовала. Ладно, у тебя большой жизненный опыт, а я не такуж и стар, так что мы отлично подходим друг другу.
Еще с полчаса мы продолжали беседовать в том же духе — онпроверял меня на прочность, а я прикидывалась дурочкой. Потом я начала клеватьносом, а затем и вовсе уснула.
Пробуждение вышло не из приятных. Голова моя покоилась нагруди Матвея, он крепко спал, обняв меня, а в дверях стоял Гоша и возмущенноораторствовал:
— Одиннадцать часов, а все спят! И никому до меняникакого дела, а я, между прочим, есть хочу.
— Надо его в тюрьму определять, — недовольноотозвался Матвей.
— Ага, там макароны дают, — поддакнула я.
Игорек что-то пробормотал себе под нос и удалился.