Книга Проклятый ректор - Лена Летняя

– Тебя прокляли, Тара. Даже я бы сказал: пытались убить проклятым артефактом.

Я снова удивленно вскинула на него взгляд и открыла рот, но так и не нашла подходящих слов. А он протянул ко мне руку, осторожно взял за запястье и чуть сдвинул край рукава, демонстрируя мне мое же предплечье. По всей коже виднелись как довольно крупные синяки, так и совсем мелкие точки, выдававшие лопнувшие мелкие сосуды.

– Проклятие пыталось разрушить твою кровеносную систему, чтобы ты истекла кровью изнутри, – мрачно сообщил Фарлаг, осторожно скользя кончиками пальцев по моей коже. Хорошо, что я задержался и успел увидеть, как на тебя напал… палантин.

– Палантин? – удивленно переспросила я, вспоминая ощущение кокона.

– Да, для большей поверхности соприкосновения, – пояснил Фарлаг. – К сожалению, нападавшего я не увидел, а к тому времени, как вспомнил о том, что надо проверить магический след, он развеялся. Заклятие левитации слишком слабое.

Я испуганно смотрела на свое предплечье, которое он продолжал поддерживать одной рукой и задумчиво поглаживать другой. Как ни странно, высвободиться мне не хотелось, но он отпустил меня сам.

– Тебе стоит вернуться в постель, – заметил он сдержанно. – Проклятие я обратил, но оно успело причинить вред. И пока готовилась укрепляющая мазь, часть сосудов успела пострадать. К счастью, только мелких. Но все равно лучше намазать тебя еще раз. Идем.

И он первым отправился обратно в спальню, мне оставалось только последовать за ним, недоумевая на ходу:

– Вы сами обратили проклятие? И мазь тоже вы варили? Вам же нельзя…

– А что я должен был сделать? Бросить тебя умирать? – едким тоном поинтересовался он в ответ, зажигая светящиеся шары и в спальне. – Не было времени нести тебя в лазарет, а мазь все равно пришлось бы готовить. Стандартная не рассчитана на такие повреждения. Пришлось делать более концентрированную, – объясняя все это, он взял с прикроватной тумбочки плоскую широкую баночку, снял с нее крышку и повернулся ко мне. – Снимай рубашку.

– Что? Нет, – возмутилась я, снова вцепившись в свою единственную одежду. Как ему вообще пришло в голову такое потребовать?

Фарлаг только раздраженно закатил глаза и покачал головой.

– Тара, я это не ради своего удовольствия прошу. Это исключительно в медицинских целях. Ты видела свою руку? Все остальное выглядит так же. И да, я знаю это, потому что видел. А видел, потому что уже намазывал тебя этой мазью. И не один раз. Поверь, для нормального мужчины, не страдающего отклонениями, женское тело в синяках и кровоподтеках – это не самое приятное зрелище. Поэтому, пожалуйста, перестань дрожать и сними уже эту проклятую рубашку. Я очень устал сегодня и хочу спать.

Из всей его раздраженной тирады я уловила только то, что он видел меня совсем без одежды. Это оказалось… неприятно. Значит, он раздевал меня, касался… везде, пока я была без сознания. Пожалуй, если бы я умела плакать, я бы разревелась, а так у меня только разгорелось внутри удушливое пламя.

– Я долго буду ждать?

– Просто оставьте мне эту мазь, я сама справлюсь, – контролируя голос, чтобы не дрожал, потребовала я, не глядя на него. – Я уже в сознании.

– Прекрасно, – недовольно процедил он, с громким стуком поставив мазь обратно на тумбочку. – Не смею мешать. Не забудь спину, иначе утром не встанешь.

И он стремительно вышел из спальни, хлопнув дверью напоследок. От этого резкого звука я вздрогнула и сипло втянула в себя воздух: на грудь снова что-то давило, мешая дышать. Невыносимый человек!

Сев на кровать, я зачерпнула пальцами мазь, посмотрела на ноги и тихо охнула. Выглядело это действительно довольно жутко, словно меня методично избивали. Кто же мог это сделать? Такое проклятие, в моем понимании, выходило за пределы травли неугодного новичка. Разве что… это была расплата за оскорбление? Конечно, формально Дорна оскорбил ректор, но сделал он это из-за меня. А Дорн не такой дурак, чтобы связываться с Найтом Фарлагом.

Закончив с ногами, я с трудом расстегнула пуговицы рубашки: пальцы мелко дрожали и плохо слушались. Не снимая рубашку, я покрыла приличным слоем мази живот и грудь, уже не рассматривая себя. И как я ни старалась об этом не думать, все равно постоянно представляла, как то же самое какое-то время назад делал Фарлаг. Эти мысли одновременно ужасали и в какой-то степени возбуждали, заставляя сердце биться быстрее.

Чтобы намазать плечи и руки, рубашку все-таки пришлось стянуть. А вот когда дело дошло до спины, я закусила губу от досады. Тело было болезненным и непослушным, а я и в лучшие дни не отличалась гибкостью, поэтому обработать себе спину никак не могла.

– Проклятье… – выдохнула я, размышляя, насколько страшно оставить спину, как есть. Вероятно, завтра она превратится в один большой кровоподтек. Но это же, наверное, не смертельно?

– Просто ложись на живот и прикройся одеялом, если так переживаешь, – раздался со стороны двери тихий голос. Я и не заметила, когда та снова открылась, поскольку сидела лицом в другую сторону. – Я помогу.

Я дернулась, пытаясь торопливо натянуть на себя рубашку, но, обернувшись через плечо, увидела, что ректор стоит в дверном проеме спиной ко мне, привалившись к дверному косяку плечом.

– Я не смотрю, – добавил он, правильно расценив мое молчание.

Немного поколебавшись, я все-таки сделала, как он предложил, нервно вцепившись пальцами в подушку и закрыв глаза. Только через несколько секунд сообразила сообщить:

– Я готова.

Он довольно громко и тяжко вздохнул, подошел к кровати и сел на край. Через пару мгновений я почувствовала кожей холод мази и тепло руки ректора. Противоречивые ощущения заставили меня вздрогнуть.

– Неужели настолько неприятны мои прикосновения? – с насмешкой, за которой все же очень хорошо слышалось искреннее огорчение, спросил Фарлаг.

Я сжала подушку сильнее, не зная, что сказать. Проблема была в другом. В прямо противоположном: мне очень нравились его прикосновения. Непростительно нравились. Они рождали внутри незнакомое, тягостно-приятное ощущение и желание почувствовать его руки и на других частях тела. Внутренний голос, подозрительно похожий на голос неродного отца, ругал меня за эти мысли последними словами, требуя устыдиться их, но стыд я так и не ощутила. Только наслаждение. И сожаление, когда Фарлаг в считанные мгновения закончил с моей спиной и убрал руку.

После этого он не встал и не ушел. Я не сразу поняла, что он ждет ответ на заданный вопрос. Отвечать было страшно: я сомневалась, что голос не выдаст меня. Откашлявшись, я тихо пояснила, не открывая глаз:

– Дело не в этом, сэр. Просто неприятно, что я была без сознания. Как будто вы… – я осеклась, не зная, как сформулировать так, чтобы его не задеть. В конце концов, обижаться, когда тебе спасли жизнь, очень глупо. Что бы для этого с тобой ни делали.

– Как будто я воспользовался ситуацией? – насмешливо уточнил Фарлаг.