Книга Ощепков - Александр Куланов

Глава двадцатая
ГОТОВНОСТЬ К ТРУДУ, ОБОРОНЕ И НОВЫМ ПОБЕДАМ

В сентябре 1929 года Ощепков наконец-то получил вызов в Москву. Существует легенда, связанная с этим, основанная на рассказе одного из лучших его учеников — Николая Галковского. С годами, когда развернулся процесс спортивной реабилитации основателя самбо, она стала необыкновенно популярна. Если верить ей, Василия Сергеевича вызвал в столицу лично знаменитый краском Михаил Тухачевский — краса и гордость молодой Красной армии и один из главных сторонников ее реформирования. Якобы будущий маршал, впечатленный ощепковским козырем — демонстрацией приемов самозащиты, приказал бывшему разведчику написать учебник по японскому языку и пособие по рукопашному бою для военнослужащих РККА[285]. Что и говорить, легенда красивая, но основания для ее возникновения неясны. Еще М. Н. Лукашев заметил, что в 1929 году Тухачевский командовал Ленинградским военным округом и там ему до Ощепкова точно не было ровным счетом никакого дела, хотя еще более легендарный полководец и тоже будущий маршал — С. М. Буденный на занятиях Ощепкова однажды присутствовал, но случилось это уже после переезда того в Москву. Впрочем, по информации А. М. Горбылева, легендарная встреча могла произойти и в 1927 году, а сам Тухачевский — в прошлом большой любитель борьбы — в середине 1930-х годов тоже посещал Институт физкультуры, где, по некоторым сведениям, даже выходил на ковер с нашим героем. Вот только убедительных доказательств этого рандеву как не было, так и нет.

Но в тот момент, о котором речь идет сейчас, важную роль в жизни нашего героя, скорее всего, сыграл уже знакомый нам Борис Алексеевич Кальпус, который знал Василия Сергеевича либо с 1927 года, когда тот показывал приемы самообороны на спартакиаде в Москве, либо с 1928-го — со времен региональной иркутской спартакиады. В значительной степени именно в руках Кальпуса, вскоре ставшего главой Инспекции по физической подготовке и спорту РККА, находилась судьба всего армейского рукопашного боя. Он же должен был «продавить» приказ о назначении переводчика из Сибири В. С. Ощепкова инструктором Центрального дома Красной армии (ЦДКА), созданного его же, Кальпуса, приказом от 23 февраля 1928 года.

Приезд Ощепкова в Москву ознаменовался классической агитационной атакой Мастера в прессе и на спортивном ковре (татами, по понятным причинам, в Москве не было в наличии, как, впрочем, и в Новосибирске). 29 ноября 1929 года центральная армейская газета «Красная звезда» опубликовала заметку под названием «Акклиматизация “дзюу-до” в Советском Союзе» за подписью «ВСО» (Василий Сергеевич Ощепков): «Вопрос о постановке рукопашного боя в частях Красной армии, наконец, можно считать разрешенным. Об этом, между прочим, свидетельствует организация при ЦДКА специальных курсов рукопашного боя для начсостава Московского гарнизона, которые открываются в первых числах декабря. Выходившие до сих пор по этому вопросу руководства и инструкции не могли охватить в полном объеме отдела защиты и нападения. Теперь и этот пробел окончательно заполнен. Из ряда пересмотренных боевых упражнений за основу взята японская система самозащиты “Дзюу-до”, как наиболее проработанная и включающая элементы спортивного порядка…»[286]

Учитывая сроки подготовки журнальных материалов (около месяца), получается, что одновременно со статьей в газете Василий Сергеевич разместил объявление в декабрьском номере журнала «Физкультура и спорт» за 1929 год:

«Дзюу-до — путь к ловкости. Так называется неизвестная у нас до сих пор японская система самозащиты. В предстоящем зимнем сезоне с этой системой Москва впервые познакомится. На днях при спортивном секторе ЦДКА открываются двухмесячные курсы.

В программу занятий войдут:

1) броски, рычаги. Удары ногами и руками и удушения;

2) приемы самозащиты невооруженного против вооруженного винтовкой, револьвером, саблей, ножом или другим холодным оружием ближнего боя;

3) приемы рукопашной схватки двух невооруженных. За основу будет принята японская система самозащиты “дзюу-до” как наиболее проработанная, а главное, представляющая собой уже готовый комплекс различных приемов самозащиты.

Для желающих совершенствоваться в этой системе будут созданы специальные спортивные группы, которые будут проходить тренировку и выступать в соревнованиях, намечающихся к проведению в будущем. Курсами будет руководить инструктор т. Ощепков, окончивший институт “Кодокан-дзюу-до” в Японии (в Токио)»[287].

Обратите внимание на объяснение названия японской борьбы в начале статьи. Дзюдо можно перевести как «Путь ловкости», но вряд ли сегодня придет кому-то в голову переводить его как «путь К ловкости». В этом — в предлоге «к» — ныне видится принципиальное отличие дальневосточной и европейской философий адептов единоборств: если там, на Востоке, современные занятия борьбой ставят своей целью сами занятия, то есть сам процесс (нередко с весьма туманной перспективой получения от этого какой-либо конкретной отдачи), то для нашего сознания необходимо сразу определить ясную конечную точку: то, к чему мы хотим стремиться. Поэтому для европейцев/американцев черный пояс — финал и награда за труды, а для японцев только начало восхождения к скрытой в тумане вершине мастерства и определение степени ответственности. Понятно, что в 1929 году в Москве об этом никто не задумывался: начало есть начало, и с первого шага, как известно, начинается путь длиною в тысячу верст. Раз есть путь, значит, с нашей точки зрения, у него должна быть финальная точка, а стало быть… «…к ловкости»?

Самому Василию Сергеевичу с филологией неожиданно пришлось вплотную столкнуться вскоре после переезда в Москву и тоже в связи с дзюдо. В столичном издательстве готовился к печати очередной, XXI том первого издания Большой советской энциклопедии (БСЭ). По данным М. Н. Лукашева, Б. А. Кальпус, входивший в состав авторского коллектива БСЭ, предложил Василию Сергеевичу написать статью о… «джиу-джицу». Почему в энциклопедии не оказалось дзюдо, теперь уже не выяснить. Так или иначе, но в тексте (том вышел из печати в 1931 году) появилось именно «джиу-джицу», и даже Кодокан в ней стал «институтом джиу-джицу»[288], то есть, скорее всего, неизвестное пока в Советском Союзе «дзюу-до» (вероятно, Ощепков писал название так и в энциклопедической статье) просто заменили на «джиу-джицу», как на более знакомое, бывшее на слуху, слово. Так что первый опыт общения дзюдоиста с серьезными литературными формами ему не слишком удался, но к победе на литературном фронте он и не стремился. Ощепкова в то время занимали задачи куда более практического и насущного характера.