Книга Старая армия - Антон Деникин

— Ваше превосходительство, не губите…

И весь класс речитативом запел:

— Не гу-би-те…

Д. довел виновников только до дверей и отпустил их с миром.

Вообще от виденного, слышанного и пережитого у меня составилось впечатление, что изучение иностранных языков в огромном большинстве российских школ носило характер чисто анекдотический. Анекдот и в средней школе, и в военной, и даже… в Академии Генерального штаба… Один досужий статистик вычислил, что в кадетских корпусах за 7 лет затрачивалось на обучение иностранным языкам 936 учебных часов, да почти столько же на внеклассную подготовку… И совершенно бесполезно. В гимназиях было еще хуже. А в результате сплошного анекдота — много потраченного времени и труда и большой пробел в образовании.

Между тем нельзя сказать, чтобы на вопрос этот не обращали внимания, в особенности после 1905 г. Им занималась военная печать и учебные комитеты; Академия повысила значительно требования в этом отношении; военное ведомство насаждало среди педагогов новейшие системы обучения языкам, в особенности систему Берлица; во многих округах заведены были групповые занятия по иностранным языкам для офицеров…

Но «анекдот» разбивал по-прежнему все благие начинания.

Приличнее, но по существу не лучше было и на репетициях по Закону Божию. Отец Б. — человек умный и ученый — не сумел, однако, овладеть несколько своеобразной аудиторией и возбудить в нас интерес к предмету (история церкви). Сдался без борьбы. Отношение к нему было почтительное, но репетиции юнкера сдавали по-особенному: о. Б. вызывал сразу нескольких человек, которым задавал программные вопросы; они становились в затылок друг другу «для обдумывания»; при этом все, кроме головного, вооружались учебником и считывали; головной — если не знал пройденного, то отсылался отцом Б. в хвост «для обдумывания».

Изредка о. Б. озабоченно покрикивал:

— Господа, прошу чище в затылок ровняться. Боюсь — господин инспектор классов увидит…

Двери были стеклянные, а инспектор классов, капитан Д. имел обыкновение носить ботинки на резиновых каблуках и, подходя бесшумно к классной двери, не раз подглядывал, что делается в классе…

Вообще, если три четверти юнкерской энергии и труда уходили на преодоление науки, то по крайней мере четверть шла на проказы. Система «шпаргалок» с годами весьма совершенствовалась… Практические работы по законоведению («Судное дело о рядовом N-ro полка») или по администрации (ротная или полковая отчетность) переписывались из года в год из старых работ, хранившихся в архиве у инспектора классов — за небольшую мзду сторожу… Экзамен по курсу русской литературы у преподавателя Щ-ны письменный — тянули билеты и писали сочинение — проходили всегда блестяще… Перед экзаменом шла разверстка билетов частным образом в своем кругу, и каждый юнкер должен был заготовить соответствующее сочинение. В день экзамена рукописи эти раскладывались по ящикам парт в порядке номеров. Юнкер, взявший билет, шел не на свое обычное место, а на то, где по расчету лежала его шпаргалка…

Быт необыкновенно живуч. Представьте себе мое изумление, когда в записке моего однокашника, окончившего Киевское училище через восемь лет после меня (А. Н. Рубанов) я нашел такое же точно описание экзамена по русскому языку, с небольшими только техническими «усовершенствованиями»…

Но вот — сигнальная труба, и книжная премудрость с особой поспешностью летит в сторону. «Строиться к завтраку!» Едим быстро и жадно. Небольшая перемена.

— Собираться на строевые занятия!

* * *

Летом — на плацу или в поле, зимою — в казематах.

— Ать, два! Ать, два!

— Грудь вперед, живот назад!

— Юнкер Воронов, выше голову!

Начало строевой подготовки…

Стоит оглушительный гул голосов. Ходят по всем направлениям молодые юнкера, резко «печатая» шаг.

Одиночное обучение и гимнастика скоро преображали бывших гимназистов, семинаристов, студентов в заправских юнкеров, создавая ту особенную военную выправку, проявлявшуюся во всем — в походке, в манере держать себя и говорить, которая не оставляла многих до старости, до смерти и позволяла отличить военного человека под каким угодно одеянием.

Проходили мы всю солдатскую службу обстоятельно и для того времени хорошо. Первый год — в качестве учеников, второй — в роли учителей молодых юнкеров. Этим как будто достигалась подготовка из нас инструкторов. Но только как будто. Ибо, выйдя из стен училища, мы скоро убеждались, что обучать интеллигентного человека — юнкера — это одно, а обучать солдат, среди которых было тогда не менее 65 % неграмотных и неразвитых людей, — это совсем другое. Отсутствие приемов и навыков обращения с этим сырым человеческим материалом, обладавшим в потенции природной сметкой, но мало склонным к самодеятельности, ставило на первых порах офицерскую молодежь в затруднительное положение. В особенности трудно пришлось нам — десятку юнкеров, выпущенных в 1892 г. в артиллерию: запряженную батарею мы видали только со стороны, а в соседнем лагере артиллерийской бригады прошли всего шесть пресловутых «учений в парке»…

Точно так же нас не знакомили с методами обучения грамоте. И когда молодому офицеру, как общее правило, приходилось получать в свое ведение ротную или батарейную школу, он шел обыкновенно ощупью, изрядно изводя своих незадачливых учеников. Впрочем, в позднейших выпусках на дело это обратили внимание. Между прочим, в училище наезжал впоследствии известный педагог Троцкий-Сенютович — знакомить юнкеров со своей звуковой системой обучения грамоте.

Но самое главное — большинство юнкеров военных училищ, в особенности — не принадлежавших к военным семьям, совершенно не знали солдатского быта. Этот вопрос, ряд лет не сходивший со страниц военной печати и подымавшийся не раз и строевыми начальниками, так и не получил разрешения до конца. Существенно необходимым было прохождение всеми до производства в офицеры, вернее до поступления в училище, подлинной солдатской службы в рядах. Но военное ведомство не пошло на эту меру, боясь сокращения прилива молодежи в военные училища. Как паллиатив, в 1909 г. появился циркуляр Главного управления военно-учебных заведений, рекомендовавший «практиковать возможно частое посещение юнкерами, вместе со своими офицерами, воинских частей разного рода оружия… для изучения солдатского быта и службы».

Такие гастроли вызвали в печати насмешку:

— Так институток возят в каретах по городу «для ознакомления с жизнью»…

* * *

После обеда — час или полтора для сна, а затем, если не было очередной репетиции, юнкера, предоставленные всецело самим себе, пили чай, готовили уроки или отдыхали. Вольный спорт{По существу строевое обучение, гимнастика, походы носили в себе элементы спорта.}, доклады, беседы и вообще физические и духовные развлечения были тогда не в обычае. По крайней мере, начальство в этом вопросе не проявляло никакой инициативы. Только много позднее, в связи с повышением интереса в русском обществе ко всякого вида спорту, и в военных училищах это дело получило надлежащее развитие. Вначале шло кустарно и «без расходов для казны»; в 1901 г. встречаем впервые отпуск «на развитие научных и физических занятий», правда, более чем скромный — в юнкерских училищах по расчету одного рубля в год на человека… С 1909 г. установлены были уже состязания как в училищах, так и между училищами, своего рода «олимпиады». И не только по гимнастике, фехтованию, рубке, но и в «упражнениях любительских».