Книга Повседневная жизнь Японии в эпоху Мэйдзи - Луи Фредерик

«Появляется один из этих знаменитых актеров, — писал Г. Буске, — и толпа приходит в неистовство. Крики, звучание которых нельзя передать на письме никаким сочетанием букв, разливаются по толпе, будто круги по воде от брошенного камня. Иногда это напоминает мгновенный взрыв… Актеры, хотя и принадлежат к низшим слоям общества, становятся предметом всеобщего увлечения. Часто любители их творчества поддерживают их кредитами, открывают для них свой кошелек и не считают слишком дорогим удовольствием за определенную плату навестить их в гримерной комнате, где они переодеваются для выступления. Некоторых актеров после смерти оплакивал весь народ и устраивал по подписке великолепные похороны».

Актеров всегда окружали всецело преданные им женщины и почитатели-мужчины, которые, как правило, были рабочими и торговцами. Но помимо Кабуки существовали еще маленькие народные театры Сибаи, где женщинам позволялось исполнять собственные роли. Эти театры вошли в моду, и каждый спектакль собирал аншлаг. Раньше женщинам не разрешалось появляться на сцене, но когда несколько из них (в основном гейши) осмелились сделать это, их ожидал громкий успех, и число посетителей Сибаи увеличивалось с каждым днем. Одна из самых знаменитых актрис конца эпохи Мэйдзи, гейша Сада Якко, и актер Каваками создали современные пьесы, более короткие, чем те, к которым привыкли в театре Кабуки. Представленная в Париже по случаю Всемирной выставки 1900 года пьеса «Гейша и рыцарь» имела такой успех, что японцы сразу же признали Саду Якко как актрису, хотя это был первый случай, чтобы женщина играла на сцене вместе с мужчинами. Другая актриса, уже пожилая, Кумэхати, также бывшая гейша, исполняла роли мужчин, переворачивая, таким образом, обычай с ног на голову, и на этом поприще приобрела огромную известность. В Киото довольно долгое время существовал театр иного рода, прославившийся на всю Японию. «Все роли, даже роли мужчин, исполняли здесь загримированные женщины. Они почти не говорят на сцене, но их мимика и жесты очень выразительны, а мужчина, сидящий в ложе, читает их слова. Это всегда один и тот же человек, и он читает текст в течение всего представления».

В глазах торговцев, ремесленников и служащих еще большую привлекательность по сравнению с театром играли ёсэ. Они представляли собой нечто вроде кабаре (но в них, в отличие от настоящих кабаре, не пили вино и никогда не устраивались концерты). Оратор произносил речи, затрагивая ту или иную тему, или рассказывал трагические или смешные истории. Слушатели, сидящие у печки со своим горшочком с чаем, внимательно слушали его. Чем значительнее была личность оратора, тем охотнее в ёсэ собирались люди. Помимо красноречивых рассказчиков были и те, кто «подгонял» свои истории под политический и социальный контекст времени. Хотя их речь была обильно пересыпана недомолвками, намеками, игрой слов и шутками, слушатели прекрасно понимали, о чем идет речь. «Когда стемнело, ёсэ был уже заполнен людьми, и те, кому не хватило места на подушке, садились на корточки… они обежали взглядом всех этих людей, расположившихся друг против друга в этом огромном зале. Головы тех, кто находился ближе к сцене, застилал табачный дым, и контуры теряли четкость…»

В Токио и в большинстве крупных городов ёсэ были весьма многочисленны, и всего за несколько сэн можно было отдохнуть, слушая разные истории и потягивая горячий чай. Иные рассказчики, не имеющие помещения для работы, в теплое время года располагались на углах улиц, где и вели свои монологи, к огромной радости детей и их родителей, собиравшихся целыми толпами. Если рассказ нравился, то никто не колебался, чтобы опустить в шляпу оратора одну-две мелкие монетки.

Эти выступления презирались высшими классами и теми, кто гордился своей принадлежностью к «культуре». Образованные круги первыми отвергли традиционные виды театра, но в то же время с энтузиазмом приняли (особенно после 1880 года) его новые типы. Надо сказать, что спектакли театра Но нисколько при этом не презирались, напротив, считалось хорошим тоном знать наизусть либретто (дзёрури) и даже иногда обучаться искусству Но у знаменитого преподавателя. И если актеров Кабуки и Сибаи считали людьми низкого звания (хотя в 1868 году их профессию официально признали равной другим), то актеры Но пользовались всеобщим уважением, и аристократы не считали ниже своего достоинства сыграть в постановках Но или Кёгэн (комические интермедии). Кроме того, в начале эпохи Мэйдзи приобрела необычайную популярность чайная церемония и, хотя простолюдины участвовали в ней только в особых случаях, аристократы с удовольствием проводили ее для себя и своих друзей. Богатые люди развлекались тем, что заказывали в ресторанах европейские блюда и пиво, вино или другие алкогольные напитки вместо традиционного сакэ. Поскольку гостей обычно не принимали у себя дома, то обеды в ресторанах являлись прекрасной возможностью появиться в обществе и встретиться с важными людьми. Иногда подобные вечеринки устраивали в чайных домиках. Почти всегда на таких дружеских встречах присутствовала гейша, которая развлекала гостей игрой на сямисэне, трехструнном музыкальном инструменте, напоминающем гитару и обтянутом кошачьей шкуркой, или на кото (род тринадцатиструнной цитры), или на тамбурине; она пела, декламировала стихотворения, загадывала загадки, танцевала или просто поддерживала разговор и подавала напитки. Гости любили смотреть, как танцует искусная гейша, но сами никогда не присоединялись к ней, если только не выпивали перед этим, что охотно прощалось. Европейский салонный танец считался неизящным и даже мало приличным. Но тем не менее некоторые представители высших классов иногда снисходили до него, причем мужчины были одеты в сюртуки, а женщины в платья, сшитые по последней парижской моде. Само мероприятие устраивалось в салоне какого-либо посла или в «Рокумэйкане», модном токийском ночном ресторане. Но японцам самим надоедали все эти приемы на западный манер, на которых они присутствовали только из солидарности с европейским этикетом. Между тем несколько японских «леди» решили заняться танцами под руководством супруги немецкого резидента по имени Янсон. Мужчины также обучались салонным танцам, но отдельно от женщин.

Самым большим удовольствием для японцев оставалась прогулка — прогулка без всякой цели или затеянная, чтобы полюбоваться на цветущие вишни, сливы, ирисы или хризантемы в зависимости от времени года. Фелисьен Шалле писал: «Гулять для японцев означает наблюдать вереницу меняющихся картин; ощущать сопричастность с тем, мимо чего ты проходишь, с толпой, с домами, с храмами, с лесами, с животными, с цветами, с камнями; ощущать сладость мимолетного наслаждения мигом, который никогда больше не вернется; находить радость в созерцании всего, что находится вокруг тебя, отпускать это, желать и любить».

Японцам нравилось гулять в одиночестве или всей семьей, когда жена следовала чуть позади мужа, принимающего картинные позы, а дети послушно семенили рядом. Время от времени процессия останавливалась, чтобы поглядеть на витрину магазина, и некоторое время поторговалась без всякого намерения что-либо купить. Хозяин лавки прекрасно это понимал, но с удовольствием включался в игру. Летом детям покупали измельченный лед, ароматизированный фруктовым соком, или, в исключительных случаях, айсукуриму — европейское мороженое.