Книга Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта - Игорь Коломийцев

«Однако мукри и абары воевали друг с другом недолго, ибо обоим грозила разбойничья держава Жужань».

Раз нигде нет сведений об этой войне — значит, воевали, но недолго. Неплохой вывод? А раз ни мукри, ни абаров вплоть до возникновения Тюркского каганата не было ни слышно ни видно — значит, эти «герои» прятались в горах от Жужани. Но тогда непонятно, отчего эти робкие горцы должны внушать такой ужас могучим гуннским племенам Северного Причерноморья? Впрочем, читаем далее: «Засуха III века отгородила абаров и мукри от восточных, северных и западных соседей и дала возможность им уцелеть, пока они не слились в сложный этнос тюргешей, состоящий из «желтой» (мукри) и «черной» (абары) ветви. В VII веке тюргеши создали свой каганат, просуществовавший как и Второй тюркский каганат до середины VII века. Потомки абаров известны, это каракалпаки, часть которых в Х — Х1 веках попала в Древнюю Русь, сохранив свое название: «черные клобуки»{61}.

Обратите внимание на фразу — «засуха отгородила и дала возможность уцелеть». Ей-Богу, непонятно, идет ли речь о могучем и грозном этносе, при одном виде которого воинственные савиры и прочие племена разбегаются в страхе, или о какой-то породе жалких высокогорных кроликов, которые спаслись лишь по причине сложных погодных условий. И, наконец, в данном отрывке проясняется антропологический тип абаров — они оказались, по Гумилеву, предками каракалпаков, одного из самых монголоидных, желтокожих и узкоглазых народов Средней Азии.

«Итак, с истинными абарами как будто все ясно. Но кто такие псевдоавары или вархониты?»

Иначе говоря, нам нашли в горах Тянь-Шаня VII века слабое, ничем не прославившееся племя. До этого времени оно никому не было известно, да и после тоже. И всех уверяют, что именно этого народа до умопомрачения боялись гунны, жившие в Причерноморье, то есть за многие тысячи километров от мест предположительного «геройства» абаров? Одно из двух: или гунны нам попались странные, или историки.

Теперь подобным же образом будут разысканы псевдоавары:

«В хуннское время в низовьях реки Сейхун (Сырдарья) жил оседлый народ хиониты, которых китайцы называли «хуни» и никогда не смешивали с «хуннами»»{61}.

Порадуемся такой наблюдательности древних китайцев, но заметим, что она собственно ничего нам не дает. Ибо, как бы обитающие на противоположном конце азиатского континента китайцы этот народ ни называли, они сами именовали себя, конечно же, по-другому. Частица «ху», означающая любого кочевника на языке жителей Поднебесной (сравните: ху-нну, дун-ху) нам прямо на это указывает. А, значит, китайское имя ровно никакой роли не играет.

Теперь относительно оседлости гумилевских хионитов, потенциальных предков аварского племени. Все древние (да и современные) авторы, кто когда-либо писал об аварах, появившихся в Европе, считали их почему-то кочевниками. Перепутать кочевника с земледельцем — это все равно, что принять чукчу за негра. Одни воюют на конях, другие — пешими. Одни грабят и уходят в Степь, другие пытаются занять плодородные земли и развести на них поля и сады. Подивимся повальной слепоте византийских и прочих европейских хронистов и будем читать дальше:

«С хуннами они (хиониты) не встречались, а воевали с персами. Пустыня, располагавшаяся севернее их поселений, спасла их от гуннов, но в VI веке зазеленевшая степь открыла дорогу тюркютам к Аралу. Хиониты не подчинились завоевателю — Истеми-хану и в 557-м году бежали от него на запад, под защиту угров»{61}.

Почти невероятно, чтобы все племя земледельцев вдруг ушло из своего благодатного оазиса. Ведь кочевники приходят и уходят, а земля и вода остается. К тому же степняки, как правило, бережны по отношению к земледельцам — это их «дойная корова», зачем же ее резать? Но допустим, что по отношению к конкретному племени хионитов тюрки оказались неоправданно жестоки, и те задумали уйти в чужие края.

Возникает маленькая проблемка — каким образом 20 тысяч взрослых мужчин-воинов могли раздобыть в своем оазисе минимум 60 тысяч лошадей (в пустыне всаднику нужны одна лошадь под седлом и две-три свободных на перемену и под необходимый груз). И это при условии, что женщин и детей, а равно и немощных стариков эти бессердечные хиониты, видимо, бросили на растерзание врагам.

Вопрос о том, сколько из этих горе-всадников, многие из которых первый раз сели бы верхом, смогло преодолеть пустыню, я не задаю, по причине его особой жестокости, граничащей с садизмом.

И потом, с чего бы вдруг приволжским уграм брать под свою защиту сырдарьинских земледельцев? В древней истории мне что-то раньше не встречалось примеров столь бескорыстного гуманизма. Впрочем, следим за полетом фантазии Льва Николаевича далее:

«Всего ушло 20 тысяч человек, к которым позднее присоединилось еще 10 тысяч угров, разбитых тюрками: племена тарниах, кочагир и забендер. Эта небольшая угорская примесь принадлежит к западносибирскому слабомонголоидному типу»{61}.

Ну вот, теперь понятно, зачем в предыдущем отрывке появились неведомые истории угры-защитники. Действительно, антропологи провели исследования черепов в аварских могильниках, расположенных на территории Венгрии, и обнаружили, что подавляющая часть этого народа принадлежала к европеоидам степного евразийского типа и лишь некоторая толика — семь процентов — слабовыраженные монголоиды{199}. (К такому варианту метисации принадлежали, например, те самые китайские хунну.) Чтобы объяснить данную монголоидную примесь, Гумилев и ввел в повествование неких мифических приволжских угров с замашками бескорыстных гуманистов.

Давайте попробуем сопоставить события по датам. Сырдарьинские хиониты могли быть атакованы тюрками не ранее 555 года. Значит, в свой авантюрный поход эти потерявшие разум земледельцы речной долины — древние дехкане Узбекистана, по воле нашего историка вдруг ставшие конными воинами, могли отправиться лишь зимой 556 года. Иначе им было не прокормить лошадей в летней, выжженной солнцем пустыне. Добраться до своих покровителей угров эти наездники из Сырдарьи могли не ранее 557 года (эту дату, кстати, приводит и сам Гумилев). Так? А в 558 году они уже кочуют возле алан в предгорьях Кавказа. Значит, жить на Волге среди угров эти люди могли не более полгода.

Да это не история получается, а какой-то любовный роман о чувствах народов с первого взгляда. Приволжские угры, едва завидев вышедших из пустыни грязных и потных новоявленных кочевников, настолько возлюбили прибывших, что не только стеной стали на их защиту, но и жить без пришельцев уже не смогли и вскоре отправились догонять аваров по дорогам Европы, чтобы затем так удачно добавить свой процент слабомонголоидных черепов в общие могильники.

Малюсенькая неувязочка всей этой версии заключается в том, что Симокатта сообщает о вновь пришедших 10 тысячах, как о соплеменниках варваров, объявившихся в Европе ранее, — тех же «yap» и «хунни», а вовсе не о каком-то там другом, пусть и дружественном им народе. Ладно, читаем сочинения отечественного историка далее:

«Прикаспийские народы по ошибке приняли хионитов за истинных абаров, некогда проявивших особую доблесть и свирепость»{61}.