Книга Вторжение драконов. Последняя битва - Бернхард Хеннен

Сегодня ненадолго выходил на палубу. Дни сейчас продолжаются всего три часа. Все остальное время царит полнейшая тьма. Мы летим в вечную ночь. Я долго стоял у поручней и размышлял, не прыгнуть ли вниз. Иногда быстрый конец лучше. Собиратель облаков тоже умирает. Повсюду на палубе валяются куски замерзших щупалец, оторванных сильными ветрами.

Девятый день после отлета из Вану

Буря стихла. Весь мир заливает свет! Ничего подобного я никогда прежде не видел. Солнце висит у самого горизонта. Бесконечная белая равнина настолько ярка, что смотреть на нее дольше двух ударов сердца просто невозможно. Свет льется отовсюду, проникая даже в святыню сквозь незаметные прежде щели. Холод по-прежнему смертельный. От собственного дыхания наши бороды замерзают и покрываются льдом, когда мы поднимаемся на палубу. Барнаба держал на палубе проникновенную речь. Худшее позади. У нас все получится!

Десятый день после отлета из Вану

День длится чуть дольше трех часов, а затем приходит тьма. Несмотря на холод, я все время был на палубе. Коля сделал нам кожаные повязки для глаз с узкими прорезями. Таким образом яркий свет больше не ослепляет нас. Как мир может быть настолько красив и настолько смертоносен одновременно? Однако возможность стоять на свету вселяет в нас новую надежду. Вечерние сумерки — кровавый спектакль. Большинство пугается и прячется в святыне. Я оставался на палубе до последнего, невыносимо сидеть в этой душной темнице. Думал, не остаться ли на палубе и не подождать ли духов бури. Сегодня порывистого ветра не было. Может быть, без ветра они не придут?

Одиннадцатый день после отлета из Вану

Вчера остался на палубе. Ветра не было. Наблюдал, как мертвый Санган сползал по средней мачте по правому борту. Он двигается уже не как человек, а как-то странно, рывками. Сбежал в святыню прежде, чем он спустился на палубу. Сегодня Нангог снова даровала нам три часа солнечного света при безоблачном небе. В вечерних сумерках видел нечто странное. На горизонте стояла алая башня. По крайней мере, мне так показалось, мой рассудок тоже отказывается поверить, что бывают существа, способные выжить в вечных льдах. Оставаться на палубе не осмелился. Боялся, что Санган помешает мне вернуться в святыню, и спустился туда вместе с Колей. Наш корабль держит курс на башню.

Цитируется по: «Дневник Хартапу».

Автор: Хартапу.

Хранится в библиотеке Искендрии, в Зале сомнительных трудов,

шкаф СССХХII, полка XII, сундук III.

Примечание: данный документ был обнаружен в покрытых льдом останках деревянного сооружения неясного назначения (поднебесный корабль?).

Документ заканчивается записью об открытии Алой башни.

Алая башня

Этот проклятый писарчук всех с ума свел со своей болтовней про Алую башню. Растревожил всю команду.

Коля свернул свое одеяло и сделал из него подушку. Холод был для него не так мучителен, как для остальных. В Друсне он привык к холодным зимам. И только в самых костях чувствовалась непостоянная пульсирующая боль. Она мучила больше его душу, нежели тело, напоминая ему о том, что дни юности уже миновали. Скоро ему придется расплачиваться за все свои походы, за ночевки под открытым небом, за раны и лишения последних лет. В суставах поселилась подагра.

Утром, проснувшись, он почувствовал, что тело у него онемело и отказывается сгибаться. Первым делом он как обычно сжал кулак. Иногда суставы при этом начинали громко хрустеть. Коля вслушивался в болтовню команды об Алой башне и мрачно усмехался. Если повезет, он не успеет состариться, и подагра не превратит его в скрюченного старика-калеку. Это путешествие проходило не под счастливой звездой. Никто из них не вернется.

Остальным он этого не стал бы говорить. Он будет держаться до последнего, но прекрасно понимал, что собиратель облаков умирает. А как без него пересечь ледяную пустыню длиной в сотни миль?

Мечта Барнабы обернется для них для всех кошмаром. Друсниец закрыл глаза и стал вспоминать свои успехи в кулачных боях, ликование на аренах, когда он был еще красивым светловолосым юнцом, которого любили женщины. Во сне к нему приходила Шелковая. Если бы она знала его таким, то, возможно, влюбилась бы в нега Мужчина негромко рассмеялся, в полудреме. Какая глупость, куртизанки не влюбляются. Любовь для них лишь сделка. Наверняка она уже добралась до Таркона Железноязыкого.

Никогда прежде Коле не доводилось встречать женщину, которая так умела бы завоевывать сердца мужчин. Он готов был многое отдать за то, чтобы оказаться в ее объятиях. Может быть, она любила бы его в мечтах?

Внезапный рывок пробудил Колю от полудремы. Барнаба бросился к нему. Устало моргая, друсниец заметил, что все в душной комнате таращатся на них с жрецом.

— Кажется, мы причалили, — заявил жрец, а затем, уже тише, добавил: — У Алой башни.

Друсниец поглядел на жаровни, стоявшие у единственного входа в святилище. Пламя достигало почти шага в высоту, выжигая почти весь воздух в комнате.

— Мы ничего не можем сделать, — сонным голосом произнес Коля. — Выходить сейчас — самоубийство. Нужно дождаться светового дня. Позаботьтесь о том, чтобы огонь не погас, — и с этими словами он повернулся на другой бок. Насчет Алой башни Барнаба не сказал больше ничего. Судя по всему, он тоже не знал ничего об этом загадочном сооружении, которое видел только Хартапу. Как так может быть? Ведь он — доверенное лицо Спящей богини.

Когда Коля был вместе с Хартапу на палубе, то не смог разглядеть башню. Впрочем, это ничего не значит. У молодого лувийца зрение наверняка получше будет. Он так волновался тогда, что наверняка что-то да видел. Но открыть эту тайну можно будет только тогда, когда солнце снова поднимется над горизонтом. Выходить раньше — чистейшей воды самоубийство.

Однако размышления о грядущем дне Коля решил оставить на потом. Переживать на этот счет бессмысленно. Сейчас им остается только ждать. Мужчина стал вспоминать о Шелковой, о ее нежной коже, длинных черных волосах, окутывавших ее, словно прозрачная одежда. И даже если он может встретиться с ней только в собственных мечтах...

— Коля! — Кто-то грубо тряс его за плечо. — Коля!

Друсниец раздраженно сжал руку в кулак. Суставы болели, голова тоже. Воздух в святилище был насыщен маслянистым дымом. Воин с неохотой открыл глаза. Над ним склонился Барнаба.

— Утро наступает. Нужно выходить, и я хочу, чтобы ты был рядом со мной.

От этих слов улетучились последние воспоминания о Заре. Коля сел. Голова болела так, словно кто-то вонзил ему кинжал в глаз и принялся царапать череп изнутри. На языке ощущался какой-то неприятный привкус. Мужчина потянулся рукой, взял лежавший рядом с одеялом бурдюк с вином, вытащил пробку зубами и сделал маленький глоток, прополоскал рот, прогоняя отвратительный вкус утра.

«Каково, интересно, было страстно целовать подобный рот», — с ухмылкой подумал он. Зара никогда не выказывала отвращения, была по-настоящему хороша. Тому, кто пользовался ее расположением, было очень легко поверить в то, что она действительно любит его. Он никогда не встречал другой шлюхи, которая так идеально обманывала бы его. А потом Коля вспомнил, как часто они ссорились. Выплюнул вино. В конце концов, всегда было ясно, каковы отношения между ними. К сожалению.