Книга Александр Македонский - Поль Фор

Потери этой маленькой армии произвольно завышались, говорили об острой нехватке провианта и даже о катастрофе. Плутарх («Александр», 66, 4–5) пишет, что «потери Александра были ужасны — он привел из Индии лишь четверть боеспособных воинов. Ведь у него было 120 тысяч пехотинцев и 15 тысяч кавалеристов», он смешивает те войска, которые собрались в Александрии Паропанисадской (Баграм), а затем в Сузах, с теми отборными частями, которые остались с Александром осенью 325 года. И он не принимает в расчет всех тех, кто был оставлен в колониях Индии, а затем Кармании, моряков на кораблях, торговцев и демобилизованных.

На самом же деле переход через пустыню Гедросии, где погибли 6 тысяч молодых людей с Балкан и во время которого внезапно обрушившимся потоком унесло часть личной поклажи Александра, был для него возможностью выказать стойкость к жажде и голоду, а также свое личное мужество. В один прекрасный день на глазах у своих людей он проявил великодушие полководца, который не пожелал утолить жажду в одиночку, а потом простил солдатам то, что они зарезали своих лошадей и вскрыли запечатанные тюки с провиантом, чтобы утолить голод. Обнаружил он и предприимчивость в поисках пресной воды на берегу моря и, наконец, сострадание к несчастным. В Бемпуре, Сальмунте и Кармане он смог устроить передышку и вознаградить людей, которые не потеряли веры в своего царя, тем, что провел здесь празднества и вместе с ними пьянствовал. Ему также удалось наказать сатрапов и наместников, усомнившихся в его победе. Он вернулся из Индии действительно «anikètos», что означает одновременно «непобежденный» и «неодолимый».

Плодом этой победы над стихией и людьми была, надо полагать, убежденность Александра в том, что он добился успеха там, где его предшественников постигла неудача, что он восстановил единство державы и укрепил собственную власть. С точки зрения экономической это был подлинный триумф, поскольку оказались открыты три новых пути для торговли Индии с Европой: один — через Индийский океан, Ормуздский пролив и Персидский залив; другой — по караванному маршруту, идущему через Синд, Белуджистан и Карманию; наконец, последний — через Муланский и Боланский перевалы, Александрию Арахосию (ныне Кандагар), южный Афганистан, оазисы Бам и Керман и, наконец, Персиду в центре современного Ирана.

Преданный герой

И вот мы вновь видим Александра в древних столицах империи — в Пасаргадах, Персеполе, Сузах. Он стал еще более властным и щедрым, но и более винолюбивым, чем когда-либо прежде. Он казнил предателей из числа сатрапов и наместников, укрепил свою армию азиатскими частями, сформированными по македонскому образцу, основал еще две Александрии (в Кармании и в Сузиане), уволил с выплатой значительных премиальных ветеранов, переженил 10 тысяч своих воинов на 10 тысячах персиянок, дав им приличное приданое, и тем не менее никто его не благодарил, а сам он был несчастлив. Часть пехоты Александра, завидуя тем привилегиям, которые были пожалованы персидским гвардейцам, подняла мятеж в Описе; управлявший царской казной Гарпал бежал из Вавилона в марте 324 года; самый дорогой друг Гефестион, хилиарх, то есть Великий Визирь, умер в Экбатанах; регент Македонии Антипатр больше не слал добровольцев; греки отказывались подчиниться указам, которые обязывали их принять изгнанников и учредить в честь Александра официальный культ. Короче, друзья покинули или предали Завоевателя, который в это самое время собрался обогнуть Аравию и покорить все Средиземноморье вплоть до Гибралтара, как Геракл.

И в самом деле, отношения между Александром, находившимся в Сузах или Экбатанах, и Антипатром в столице Македонии Пелле стали похожи на отношения между Геркулесом и его двоюродным дядей Эврисфеем в Тиринфе: оставшийся дома, за надежным укрытием крепости регент требовал от героя завоеваний, трудов, подвигов — все более величественных, вплоть до спуска в преисподнюю, в надежде, что там он и останется. Чем выше взмывает герой или гений, тем низменнее, завистливее, трусливее становится мир. Александр, который не питал относительно людских достоинств никаких иллюзий («удел царя, благотворя, дурно слыть»), не мог ускользнуть от закона Немесиды, от всеобщей зависти. Он спустится в преисподнюю и, как вавилонский герой Гильгамеш, не принесет оттуда ни живой воды, ни счастья, но лишь известие о своем близком конце.

Перед возвращением в Вавилон зловещие предзнаменования становились все более многочисленными. После новой победы, одержанной зимой 325/24 года над коссеями, или касситами, горцами из Луристана, маленькая армия медленно продвигалась по долине Тигра. В 50 километрах от Вавилона астрологи или жрецы Бэла-Мардука, только что составившие гороскоп Царя мира, дали ему знать, «что в настоящий момент вход в Вавилон не предвещает ему добра» (Арриан, VII, 16, 5). Они сообщили, что, если самая крупная из планет Солнечной системы, которую мы называем Юпитером, около 20 апреля нашего календаря войдет в знак Тельца, царю придется прибегнуть к весьма сложным профилактическим ритуалам. Так, он не должен был входить в святой город с запада, через край мертвых, но с востока, где не могла пройти военная техника македонян.

«Подойдя к стенам, Александр увидел множество разбранившихся воронов, которые клевали друг друга, и несколько их упали подле царя. Затем, поскольку Александру донесли на Аполлодора (из Амфиполя, одного из товарищей царя), военного наместника в Вавилоне, что он совершил жертвоприношение относительно судьбы царя, Александр призвал прорицателя Пифагора. Тот не стал отрицать, что такое было, и царь спросил его, каковы оказались жертвы. Когда Пифагор ответил, что печень оказалась без доли, Александр воскликнул: „Увы! Недобрый знак!“… Ручной осел напал на самого крупного и красивого из содержавшихся в зверинце львов и залягал его насмерть» (Плутарх «Александр», 73, 2–6).

Несмотря на все эти предсказания, Александр вошел в город вместе с армией с неблагоприятной стороны и, что еще важнее, в недобрый час. Стоило ему появиться, как какой-то шут гороховый, никому не известный местный житель, надев царскую мантию и диадему и ничего не говоря, уселся на его трон. Александр избавился от этого человека, который, быть может, был царским двойником, по случаю празднования Нового года (акиту) принявшим на себя несчастья, угрожавшие царю. Однако царь был не в состоянии отменить ужасное предсказание: какой именно узурпатор придет ему на смену?

И напрасно хлопотал он вокруг Вавилона, возводя арсеналы, причалы, гавани для тысячи сосредоточенных им здесь судов, напрасно объезжал каналы и протоки громадного оазиса, напрасно проводил вдоль Евфрата отводной канал, чтобы зарегулировать его течение, что новый Геракл, отводящий русло Алфея и Пенея, чтобы вычистить конюшни царя Авгия. Завидовавшим ему богам не было угодно даже, чтобы он начал свою великую экспедицию в Аравию и вокруг Аравийского полуострова, которую задумал вместе с Неархом, своим великим флотоводцем. Мерясь силами с волнами, Александр неизбежно заставлял вспомнить о Геракле, этом победителе потоков в Олимпии, который в полном смысле слова поверг на землю бога Ахелоя, прежде чем сам был смертельно уязвлен этим чудовищем, перевозчиком Нессом!

И в самом деле, в то время как в мае 323 года Александр обследовал громадное окружающее Вавилон болото, его суденышко отделилось от остальной флотилии и на три дня и три ночи исчезло под древесным пологом. «Свисавшей веткой диадему с головы Александра сбросило в озеро. Один из гребцов подплыл к диадеме и, желая спасти ее наверняка, надел себе на голову, а затем подплыл к кораблю» (Диодор, XVII, 116, 6, что подтверждается Аррианом, VII, 22, 1–6). На этот раз святотатца не казнили на месте (возможно, им вообще был будущий царь Селевк), а обратились за советом к прорицателям, которые попытались заклясть судьбу, распорядившись о совершении пышных жертвоприношений богам, что на практике означало зарезать тучных животных и распределить их мясо в ходе больших пиров, сопровождая трапезу обильными возлияниями восточных вин. Раз Александр — это новый Геракл, пусть он осушит большой кубок полубога!