Книга Рерих - Максим Дубаев

Еду я с моей женой, Анной Ильиничной (здоровье не позволяет мне ездить одному), и с десятилетним сыном Саввой.

Усиленно извиняюсь за беспокойствие…»[210]

Леонид Андреев подробно писал о своих планах бывшему министру иностранных дел, лидеру кадетской партии П. Н. Милюкову, находившемуся тогда в Англии:

«…Я не политик; моей задачею, как публициста-лирика (если можно так выразиться), было непосредственное воздействие на души, статьи же в журналах и притом на расстоянии требуют совсем иных качеств. Отсюда мое решение: на свой страх и риск, заручившись содействием какого-нибудь импресарио, ехать с агитационною целью в Соединенные Американские Штаты. Я не буду здесь объяснять, почему из всех стран Согласия я остановился на Америке, но думаю, что при известных усилиях с моей стороны и при помощи друзей из этой поездки может выйти толк; во всяком случае, я не останусь бездейственным, когда все руки в работе, и ближе подойду к смыслу пропаганды, нежели оставаясь в Финляндии. И мне необходимо заехать в Лондон, чтобы поговорить с Вами. Сколь я не политик, мне все же придется не только касаться политики, но и порядочно залезть в нее, и здесь я хочу просить у Вас указаний, так как глубочайше верю в Ваше понимание и опыт, и не хочу в вопросах, касающихся всей России, быть самочинным и слишком индивидуальным. Передо мною и сейчас стоит целый ряд чисто политических вопросов. где мое личное до известной степени уже расходится с общим, и было бы крайне нежелательно, чтобы это расхождение могло повести к вреду для общего русского дела. Есть у меня на этот счет и некоторые особые предположения и поручения, о которых всего удобнее побеседовать при свидании.

Н. К. Рерих пишет, что для меня есть какое-то дело и работа. Еще не знаю, в чем она заключается, но допускаю возможность остаться в Англии на более продолжительное время; впрочем, это вопрос новый и сложный… В надежде скоро увидеться крепко жму Вашу руку и еще раз сердечно благодарю за доброе отношение»[211].

В Лондоне, в зале «Essex Hall», 19 сентября 1919 года проходил вечер памяти Леонида Андреева.

«После смерти Леонида было в Лондоне устроено поминальное собрание, — вспоминал Н. К. Рерих. — И я говорил о нем и читал некоторые письма. После собрания подходит Милюков и в большом изумлении спрашивает меня:

— Оказывается, вы были большими друзьями, как же никто об этом не знал?

Отвечаю:

— Может быть, о многом не знали, да ведь и никто и не спрашивал.

Леонид Андреев был моим особенным другом»[212].

АНГЛИЯ, НОВЫЕ ДРУЗЬЯ, ТАГОР

Книга стихов Николая Рериха, написанная большей частью в Финляндии, к лету 1919 года была почти готова. Возникла срочная необходимость перепечатать рукопись на машинке, для последующего издания. Найти в Лондоне машинистку, владеющую русским языком, оказалось не так-то просто. Рериху посоветовали обратиться в издательство на Флит-стрит, там работал русский эмигрант Владимир Шибаев, который с радостью откликнулся на просьбу художника. Николай Константинович пригласил Владимира Шибаева на свою выставку, открывавшуюся в мае 1920 года в Goupil Gallery. Уже тогда вокруг имени Рериха образовывалось множество домыслов и слухов. Позже Рерих вспоминал об открытии этой выставки:

«Еще в 1920 году во время моей выставки у Гупиля в Лондоне заявился некий чиновник из Министерства иностранных дел и смутил бедного директора галереи. Сказал, что картины вовсе не мои, что Рерих убит в Сибири и сам чиновник присутствовал на панихиде. Пришлось повидать его и уверить в моей самоличности». Причем чиновник авторитетно уверял, что вот этот Рерих на самом деле — самозванец, ибо настоящий Рерих в 1918 году похоронен, и он лично присутствовал на его похоронах.

Известный русский поэт Николай Асеев, поверив в смерть Н. К. Рериха, даже написал по этому случаю стихотворение, датированное 14 октября 1918 года, и прочитал его на вечере, посвященном памяти Рериха:

Тому, кто шел на безымянный берег, В могилу клали меч, копье и лук. Кто ж на шиты тебя поднимет, Рерих, Последний, может, рюриковский внук? Вели коня в седле за павшим князем, И посреди вонзенных в землю стрел Гроб на костер слагали, а не наземь, Чтоб он при всех в живом огне сгорел. А ты, плененный древней русской сказкой, Влюбленный в память сумрачных времен, — Твой конь увяз среди трясины вязкой Во тьме, в лесу до шелковых стремян… Но верим мы: пройдут года, и ты, чей Упорный взор испепелял века, Восславишь старый, пламенный обычай — Ладью времен вернет твоя рука. Не нашим поколеньем, быть может, Грядущим — исполнен будет он: Зажгут костер, тебя на шит возложат И понесут весной на горный склон. Промчатся снова кругом лета, зимы… О юноши, взгляните же назад: Князь на костре горит неугасимо, И пламя, пламя плещется в глаза!

Николай Константинович Рерих с юмором отнесся к столь странному известию, сказав, что теперь долго проживет.

После переезда в Лондон, Николай Константинович устроил своего сына Юрия в Высшую школу восточных языков при Лондонском университете, на индоиранское отделение. Именно там Юрий познакомился с индусом, в будущем известным индийским лингвистом — Сунити Кумар Чаттерджи, лично знавшим Рабиндраната Тагора. Кумар часто бывал в доме, который снимали Рерихи в Лондоне, не далеко от Гайд-парка на Квинс Гейт Террас (Queens Gate Terrace), 25, здесь он нашел уважение и понимание Николая Константиновича.

В Лондон, вместе со старшим сыном, 5 июня 1920 года приехал Рабиндранат Тагор, и уже через 12 дней Рерихи оказались среди приглашенных в доме известного индийского поэта.

Ратхиндранат Тагор, старший сын поэта, вспоминал первую встречу Николая Константиновича с отцом, состоявшуюся 17 июня 1920 года:

«…после обеда Сунити Чаттерджи привел Николая Рериха, русского художника, и его двух сыновей; Рерих показал нам альбом репродукций своих картин. Картины действительно замечательны. В западном искусстве нет ничего подобного. На отца они произвели очень большое впечатление… Вся семья собирается в Индию в сентябре. Их искренняя простота и естественные манеры очаровывают, они так свежи, так отличаются от чопорности англичан. Мы хотели бы узнать их поближе…»[213]

После этой встречи 24 июня Рерих написал первое письмо Рабиндранату Тагору: «Дорогой мастер! Пусть мои слова напомнят вам о России…» Николай Константинович пригласил Тагора приехать и посмотреть картины в мастерской, ведь живая картина — это не типографская репродукция. Тагор принял приглашение художника и вскоре вместе со своими друзьями посетил мастерскую.