Книга Наследие Артанов - Вячеслав Вигриян

Внутри же периметра из фур, как я не без основания окрестил эти телеги-переростки, располагался палаточный городок. Попадались, правда, изредка и разборные здания, выполненные из шероховатых на ощупь блоков из неизвестного материала – к одному из которых мы как раз только что и подошли.

– Я на минутку. – Виталина впорхнула в жалобно скрипнувшие двери, оставив нас с Геннером стоять на улице.

– Далеко еще?

– Нет, скоро будем дома. – Здоровяк явно был не расположен к продолжению беседы. Впрочем, мне и без него было чем заняться, – ведь лагерь так и кишел диковинными обитателями. Процентов восемь из них вид имели вполне человеческий, зато вот все остальные… Мдааа, умеет матушка-природа поизгаляться над биологическим материалом! Некоторые из проходящих мимо нас особей выглядели настолько ужасающе, что язык не поворачивался причислить их к человеческому роду. Да что там говорить – Геннер среди них казался настоящим красавчиком! Кто в язвах, кто в гнойных шишаках, у кого-то опухоль на пол лица, из которой выглядывает покрытый слизью оголенный носовой хрящ, с горбами и без, исковерканные, изломанные, изогнутые под невероятными углами гротескные человеческие фигуры. Уверен: любой другой попавший сюда землянин давно бы рассудком тронулся, я же по какой-то непонятной, даже для самого себя, причине преспокойно взирал на эту вакханалию и при этом умудрялся подмечать некоторые детали. Вот горбатый карлик идет в обнимку с дамой, лицо которой перекошено настолько, что правый глаз сантиметров на шесть находится ниже левого, о чем-то они мило беседуют, хотя ума не приложу, как можно беседовать не имея рта, вот ковыляет седая как лунь старуха с клюкой. Издали она ничем особенным не отличается, но когда подходит чуть ближе, то даже я спешу отвернуться, ведь лицо старой карги сверху донизу покрыто безобразной коростой.

Чем дольше я стоял, глазея по сторонам, тем мне все более и более становилось не по себе, так что появление Виталины я воспринял с великой радостью. Даже Геннер, отчего-то сегодня хмурый, и тот позволил себе улыбнуться.

– Ну что, пойдем? – Всепрощенная, в отличие от нас, наоборот была весела. Лицо ее так и искрилось, а в глазах, сейчас похожих на два бездонных омута, так и плясали озорные бесенята. – Илья, вы уже успели здесь немного осмотреться?

– Успел.

– И как вам у нас нравится?

К счастью, ответить мне не дали. Стоило нам миновать ряд палаток, как навстречу из широкого прохода вынырнул экипаж, ведомый явно слепой клячей с белыми бельмами на глазах. С подножки его бодро спрыгнул старец в точно такой же хламиде, что и совсем недавно встречающие нас члены совета.

– Виталина, детка, как же я рад что ты вернулась!

– А я то как рада, Всепрощенный Рин!

Обнимались они так рьяно, что сразу же становилось ясно: если Виталина с новоприбывшим и не родственники, то, по крайней мере, как минимум, лучшие друзья.

– Знакомьтесь, это…

– Илья, пришелец с мира Земля. А с ним… Мое почтение, Антонина Семеновна!

Мое удивление было столь велико, что я замер истуканом, не смея даже пошевелиться. Виталина же, заметив мое изумление, вдруг задорно засмеялась:

– Не беспокойтесь, Илья, Всепрощенный Рин настолько деликатен, что никогда не позволит себе читать абсолютно все ваши мысли. Только что он прочитал лишь то, что лежит на самой поверхности. Все сокрытые в глубине вашей сущности тайны останутся при вас, если вы, конечно, сами не пожелаете ими с нами поделиться.

– Вот оно значит как? Ну что ж, и на том спасибо.

Пока Виталина щебетала со старцем, действительно оказавшимся одним из членов совета, я внимательно присматривался к этому Всепрощенному и, странное дело, почему-то никакой антипатии к нему не испытывал. Этот старик был совсем непохож на Ктараха – глава Совета вел себя совсем иначе, при всем своем показном гостеприимстве повадками напоминая напыщенную склизкую жабу. Точно такого же мнения придерживалась и Антонина Семеновна, видимо, лингвинихе польстило столь уважительное отношение к ее персоне.

– Да что я все о делах, да о делах! Вы, наверное, голодны.

А у меня уже и снедь, и вино – все на столе. Как только весточку о вашем приходе получил – так сразу же и готовиться начал.

– Устали мы очень. – Виталина явно была не в восторге от щедрого предложения старейшины.

– Знаю, что устали. Знаю, что домой хочется, дома ведь и стены помогают. Хотя какой может быть дом во временном лагере? И о том, что на совет вечерний вы приглашены – тоже знаю. А потому и зову – потому как времени осталось мало. Обсудить многое надо, подумать, посоветоваться. Да я, между прочим, и баньку повелел натопить. Да-да, соорудили, пока вас с Геннером не было. Ну так как?

Мы все дружно переглянулись.

– Банька… – протянул внезапно повеселевший Геннер.

Виталина же провела взглядом по подолу своего короткого черного платья с таким видом, что сразу становилось ясно: лично ее наиболее всего заботит сейчас именно стирка, а не какие-то там деловые разговоры или отпаривание разморенного тела при помощи добротного веника.

– Мы согласны. – Подытожил я после короткого перемигивания с товарищами и первым полез в телегу, которая скрипнула под моим весом так жалобно, что заставила тяжко вздохнуть запряженную в нее слепую лошадь.

Палатка у Всепрощенного Рина оказалсь настолько велика, что больше напоминала цирковой шатер. Внутри она была перегорожена на секции: восемь небольших комнатушек, отведенных то ли для ближайших родственников, то ли для охраны, шли по кругу, оставляя в центре место для овального зала с очагом для кострища посередине.

Там же, в этом зале, и был накрыт длинный стол, за которым уже сидели люди. Никто из них ничего не ел – нас явно ожидали. Ожидающих было семеро – как раз по количеству комнат, если учесть что одна из восьми отведена для самого Рина. После короткого взаимного представления, устроенного Рином, мы тоже присели вместе со всеми – благо за столом еще мест хватало.

Почти сразу приступили к трапезе. Говорили мало, причем общались между собой в основном не мы, а прибывшая перед нами семерка неизвестных, оказавшихся, как выяснилось впоследствии, точно такими же старейшинами совета, как и сам Рин.

Когда все более-менее насытились, Рин вновь взял себе слово:

– Виталина, дорогая, видишь ли, пока тебя не было, в лагере произошли определенные изменения. Как ты помнишь, еще до твоего ухода мнения старейшин по поводу дальнейшей участи Усопших и самого Проклятого города разделились. Разделились не только мнения старейшин, но и мнения простого люда и теперь, впервые за несколько веков, благодаря бесконечным спорам, равновесие среди Прощенных, Непрощенных и Всепрощенных оказалось нарушенным. Виною тому сам Ктарах: ему удалось убедить большинство Непрощенных, а так же часть Прощенных в том, что если все Усопшие омоют своей кровью стены Проклятого города, то скверна исчезнет сама. По его уверениям она находится не в каком-то сокрытом под землей сосуде, как утверждаю я и мои последователи, а в душах самих Усопших. И что только после исчезновения скверны, великий Иннииш, наконец, ниспошлет прощение всем тем, кто так долго его ждал: Непрощенные станут Всепрощенными, Прощенные станут Всепрощенными. Всепрощенными станут все, исчезнет духовная хворь и недуги телесные. Вот так говорил Ктарах на последнем совете. Повторил он свои слова и прилюдно, на великом сходе и теперь… народ взбудоражен, напряженность так и витает в воздухе. Слова Ктараха стали той самой крохотной искрой, которая воспламенила… не знаю… не умею изъясняться красиво и внятно… наверное потому место главы совета в свое время досталось именно Ктараху, а ни мне, но… я думаю что ты понимаешь, детка, о чем я сейчас говорю.