Книга Апостол Павел - Ален Деко

Все явившиеся на суд иудеи единодушно подтвердили, что именно в этом и обвиняется Павел. По знаку прокуратора взял слово и сам Павел. Задача перед ним стояла нелегкая. Как и Тертулл, Павел обращался только к Феликсу: «Зная, что ты многие годы справедливо судишь народ сей, я тем свободнее буду защищать мое дело. Ты можешь узнать, что не более двенадцати дней тому, как я пришел в Иерусалим для поклонения. И ни в святилище, ни в синагогах, ни по городу они не находили меня с кем-либо спорящим или производящим народное возмущение, и не могут доказать того, в чем теперь обвиняют меня. Но в том признаюсь тебе, что по учению, которое они называют ересью, я действительно служу Богу отцов моих, веруя всему, написанному в законе и пророках, имея надежду на Бога, что будет воскресение мертвых, праведных и неправедных, чего и сами они ожидают. Посему и сам подвизаюсь всегда иметь непорочную совесть пред Богом и людьми. После многих лет я пришел, чтобы доставить милостыню народу моему и приношения. При сем нашли меня, очистившегося в храме не с народом и не с шумом. Это были некоторые Асийские Иудеи, которым надлежало бы предстать пред тебя и обвинять меня, если что имеют против меня. Или пусть сии самые скажут, какую нашли они во мне неправду, когда я стоял перед синедрионом, разве только то одно слово, которое громко произнес я, стоя между ними, что за учение о воскресении мертвых я ныне судим вами» (Деян 24:10–21).

Павел закончил говорить. Но удалось ли ему убедить Феликса? И снова начались речи: то в защиту, то против Павла. Из всего этого прокуратор понял: перед ним христианин, и имеющий вес. Феликс решил, что дело затягивается, и положил конец спорам, заявив представителям иудеев: «Рассмотрю ваше дело, когда приедет тысяченачальник Лисий». Он отдал центурионам приказ отвести Павла в дворцовую тюрьму, но хотя апостола и оставили в оковах, заточение не было жестоким. И ученики Павла могли заботиться об учителе.

Века и пески поглотили Кесарию. Остатки построенного Иродом мола постепенно растаяли под напором морских волн. В 1946 году были начаты археологические раскопки, которые продолжились после создания государства Израиль. То, что представляется сегодня нашему взору, это наложение слоев прошлого один на другой: укрепления, возведенные Людовиком Святым во время Крестового похода, чередуются со стенами времен Ирода; остатки христианского собора опираются на фундамент, заложенный при Ироде; вдоль руин римского ипподрома тянется византийская улица. В 1961 году во время раскопок римского театра была обнаружена надпись, гласившая, что здание посвящено императору Тиберию префектом Понтием Пилатом: это самый старый эпиграфический документ, где упоминается Пилат.

Эта земля в окаймлении моря и неба, в блеске ослепительного солнечного света дышит какой-то особой жаждой жизни, идущей из глубины веков. Но красота окружающего мира никогда не может компенсировать отсутствие свободы. Монотонность этого заключения прерывалась лишь изредка. Вскоре после отбытия иерусалимской делегации Феликс потребовал Павла в свои покои, где апостол впервые увидел красавицу Друзиллу. Она была еврейкой и, похоже, о христианах не знала ничего. Вполне понятно, что ей захотелось расспросить одного из них о новой, такой скандальной, вере. Ничего удивительного нет и в том, что влюбленный в нее Феликс противоречить не стал. И уж совсем не удивляет то, что Павел охотно ответил на расспросы Друзиллы, шла ли речь о справедливости, о смирении инстинктов или о суде Божием, ожидающем каждого человека. Феликс и Друзилла сначала заинтересовались, но потом помрачнели. Совсем не понравились им разговоры о воздержании, и Феликс решительно прекратил беседу: «Теперь пойди, а когда найду время, позову тебя» (Деян 24:25).

Может, Феликса терзала мысль о собственной вине? Во время противостояния Павла и его обвинителей заходила речь и о пожертвованиях. Мог прокуратор поверить и в то, что Павел утаил часть собранного, или он решил, возможно, что средства приберегли для себя соратники апостола. В таком случае они могли бы «выкупить» узника. Лука пишет: «Притом же надеялся он, что Павел даст ему денег, чтобы отпустил его: посему часто призывал его и беседовал с ним» (Деян 24:26).

Так прошел год. Я представляю, как Павел сначала смирял свое нетерпение. Когда речь шла о проповедовании веры, он всегда действовал по правилу, которому не изменял: дать почувствовать свою силу, но постараться избегать прямого столкновения. Павел, вероятно, надеялся, что настойчивость иерусалимских первосвященников иссякнет. Он так далеко, его держат в цепях, чем он им страшен? Его забудут, а прокуратор вернет ему свободу.

Но все приходящие к Феликсу сведения подтверждали, что ситуация с Павлом по-прежнему беспокоила твердокаменных иудеев из синедриона. Беспокоила она и иудействующих христиан. Наметился невероятный союз между теми иудеями, которые считали Иисуса никем, и теми, кто видел в Нем обещанного Богом Мессию. Те прочные связи, которые раньше сложились между первосвященником и апостолом Иаковом, позволяют нам поверить в такой союз. Это было что-то вроде священной лиги, боровшейся с Павлом, и прокуратор не мог этот факт игнорировать. Единственное, что он мог сделать — и сделал, — широко открыть двери своего дворца сторонникам апостола, которые приходили в дом Феликса, как в свой собственный.

Говорят, что надежда дает жизнь, но иногда надежда и убивает. В течение второго года заточения мы можем представить, как Павел, уже не имея сил ждать, взывал к Господу и приходил в ярость, не получая ответа. На протяжении жизни Павла часто посещали видения, но ни в Деяниях, ни в посланиях нет упоминания о видениях в этот период его жизни.

На берегу моря, красота которого теперь оскорбляла его, мучаясь среди беломраморных колонн дворца Ирода, мечтая, наверное, о силе Самсона, чтобы сокрушить эти колонны, Павел, буквально взбешенный, бродил по залам, обвиняя всех и каждого, собственных учеников, правоверных иудеев, и еще более — иудействующих христиан. Он находил утешение лишь в синагоге, куда его, вероятно, отпускали и где он в рыданиях молил о Слове Божием.

Не облегчали его страданий ни работа над следующими посланиями, адресованными созданным им церквям, — без этого он обойтись не мог, ни визиты последователей, приезжавших порой издалека — из Македонии или Асии. Гнет Феликса все тяжелее давил на Палестину. В своих «Древностях» Иосиф Флавий разоблачил как дурное управление прокуратора, так и его антисемитизм. Иерусалимские власти засыпали Рим, где у них были сильные рычаги влияния, жалобами. Феликс перешел все границы дозволенного и сильно рисковал. Хотя Паллант в Риме практически потерял доверие власть имущих, ему все-таки удалось спасти жизнь брату, однако в 59 или 60 году — точная дата неизвестна — Феликса заменили Порцием Фестом.

Всего лишь через три дня после своего приезда в провинцию новый прокуратор явился в Иерусалим. Первосвященники и знатные люди тут же кинулись к прокуратору, чтобы раскрыть ему глаза на невероятное снисхождение, которое Феликс проявлял к узнику. Это доказывает: их ненависть к Павлу не притупилась. Они просили Феста, «чтобы он сделал милость, вызвал его в Иерусалим; и злоумышляли убить его на дороге» (Деян 25:3). Фест почуял ловушку и объявил, что место заключения Павла — Кесария и он сам сейчас направляется туда. Он предложил, чтобы иудеи поехали вместе с ним, и «если есть что-нибудь за этим человеком, пусть обвиняют его» (Деян 25:5).