Книга Год Людоеда. Время стрелять - Петр Кожевников

— Ага! Знакомая история! — Мультипанов резво откусил большую часть бутерброда и загнал ее за щеку, чтобы продолжать беседу. — У меня тоже так с бодуна случается, словно все, что видишь, кто-то очень тесно шилом истыкал.

— А черти не кажутся? Ладно, это потом… Ну и главное-то, что они, эти долбаные насекомые, и в нос, и в рот сильно настырно рвутся, и по глазам крыльями секут, то есть как будто тайгу штурмуешь! — Ремнев выжидающе посмотрел в красивые глаза сменщика. — А откуда они там в таком избытке взялись-то, понимаешь ты или нет?

— Откуда? На мертвеца прилетели! — Мультипанов запил проглоченный кусок и сморщил свои моментально побагровевшие губы. — Вот этот сорт кофе всегда с кислинкой! Я уже в какой раз замечаю!

— Так не пей, если он говенный! Или на халяву и хер медовый? — шумно отхлебнул из своей посуды Корней. — Да нет, вроде без всякого неспецифичного привкуса… Эх ты, клопомор! Да если бы те мухи только прилетели! Они ж там из опарышей повыводились, как в заповеднике! Покойница-то наша в ванной уже четыре недели плавала! Ее бы, тоси-боси, в Книгу рекордов записать! Да вот только весь вопрос в том, есть ли такая книга по нашей с тобой тематике? Может, за бугром кто и пробил, а у нас, полагаю, такие люди просто еще не созрели… Так там и череп уже весь голенький был, хоть в музей неси! А главная-то деталь в чем состояла? Бабуля то ли сквозняков, то ли тараканов опасалась, короче, она в своей квартирке не только всю штатную вентиляцию, но и все щели от мала до велика, как сумела, замазкой забила, да еще те тревожные для нее места сверху для полной гарантии пластырем заклеила! По результату у нее, как на подлодке, абсолютная герметичность получилась, хоть под воду на той посудине, хоть в космос отправляйся!

— Ну, плавунцы, ну эти, с подлодок, еще говорят, будто там пердеть нельзя, а то этот срач всему экипажу нюхать приходится! — младший санитар засмеялся, роняя со своих губ хлебные крошки. — То есть как оно получается — кто-то насрал, значит, сразу на всплытие?

— Я по молодости в другой системе служил, но склонен тебе поверить. Это, может, на каких-нибудь американских лодках такие тонкие нюансики отработаны, чтобы серевом ощутимо не несло, а на наших-то, я так думаю, оно еще ой как не скоро появится! — Ремнев поднес к носу бутерброд и с хриплым присвистом втянул воздух своими широкими ноздрями. — А это тебе ничего не напоминает? Запашок-то — женский! Или ты таким манером своих теток еще не баловал?.. Ну вот, а я как зашел, газетку в руки, спичечкой чик-чирик — и в ванной ее пожег. И все, нет вопросов! Можно работать! Ну что, запомнил рецепт Корнея Иваныча?

— Ну да, это самое, запомнил! А чего тут не запомнить-то? Что ж я, по-твоему, уже на все сто процентов февральский? На первом же попавшемся тухляке твой способ испробую, — Филипп выложил на стол несколько сигарет, взял одну и начал манерно раскуривать. — Вот. А наша старушка, про которую я тебе, значит, это самое, рассказывал, — она на кухню вышла и говорит нам: вы знаете, что вы, это самое, заодно и в соседской комнате своей злоебучей отравы попрыскайте, а я вам за то бутылочку самогонки выкачу, мне тут ее на всякий случай дочка оставила. А я тебе скажу, Корней Иваныч, эту тварь, таракана, надо еще как детально изучить, чтобы с ним грамотно бороться! Они же, это самое, как только нас, своих палачей, за километр своими усищами запеленгуют, так в тот же миг все, кто в зоне досягаемости застрял, в анабиоз — брык, и все, пишите письма! А вот как только мы отвалим да помещение продышится, они не спеша очухиваются и снова множатся, да при том еще и с большим напором! Ну! Это прямо как нам назло получается! А еще, это самое, самки у них, знаешь, какие хитрованы, по жизни: они вообще, в натуре, как только хоть малейшую опасность предвидят — а у них там, промежду прочим, в ихнем тараканьем племени, и свои разведчики, и свои могильщики, и даже свои пидары имеются, мне о том один профессор даже лекцию читал, — ну так вот, они сразу, это самое, свои контейнера-то с яйцами куда надо быстренько побросают, а сами уже и умереть готовы. Вот-вот, будущему поколению себя натурально в жертву приносят!

— Прямо как японские камикадзы! — Корней пополоскал кофе рот, со стоном сглотнул, дернув выдающимся острым кадыком, и обратился к сигарете. — Или как в советское время наших коммуняк изображали: его и сапогами, и колами, и из нагана отработают, а он все прет на врагов и их своими партийными лозунгами стращает!

— Ну! А для яиц-то ихних наша отрава, я тебе признаюсь, — дохлый номер! Я поэтому всем своим клиентам одну и ту же мысль завсегда и повторяю: вы здесь нас еще увидите! Как только две-три недельки проскочат — смело вызывайте! — младший санитар жалобно глянул на собеседника, выпустил дым под просторный воротник ярко-вишневого свитера и потер длинным и тонким пальцем свой блестящий веснушчатый нос, — Так вот, это самое, старик-то лежит, костенеет, мой напарник яд бодяжит, да вдруг, мама мия, у покойника и с носу, и с ушей, даже со рта эти твари, как дым, поперли! Да все разного калибра: и здоровые, с полпальца, и совсем малюсенькие, как блошки, а еще такие белые, как простыня, это особые, которые от яду замутировали! Это они у него в бебехах успели попрятаться!

— Ну что же, я такой вариант вполне допускаю, — одобрительно покачал головой старший санитар и часто похлопал пальцем по сигарете, сбивая пепел в пустую яичную скорлупу. — Сейчас все твари становятся хищнее, все к мясу норовят прорваться: и тараканы, и голуби, и даже жабы! А в нашем деле самый опасный зверь — крыса! Этот грызун и нос у покойничка может обглодать, и ухо, и даже внутрь залезть. Такая, я тебе доложу, бяка!

— Ага! Вот и я про то же. Я пока переоденусь, — Филипп отложил сигарету и начал стягивать с себя свитер, продолжая беседу: — Слышь, шеф, а хочешь, я тебе один путевый рецепт от крыс дам?

— Да знаю я, малек, все эти рецепты! — отмахнулся Корней от невидимой, а лишь угадываемой сейчас под тканью головы напарника. — Не учи ученого!

— Ну и что же ты знаешь? — Мультипанов освободился от свитера и остался в салатной футболке с черным контуром небоскребов. — Ну давай колись, как лучше этих поганцев приморить?

— Да очень даже просто! Находишь дырочку, откуда они вылазят, — Ремнев начал жестикулировать руками, обремененными дымящейся сигаретой и стаканом с кофе. — Берешь цемент, мельчишь стекло, эту смесь тусуешь и в дырочки засыпаешь. Что, разве не так, тараканий ты академик?

— А вот и не так, Корней Иваныч! Значит, ни хера ты в этом ремесле не разумеешь! — заключил Филипп и начал расстегивать свои черные джинсы. — А тоже мне, елы-моталы, еще на меня бочку катишь! У меня ж какая к тебе была постановка вопроса: как этих тварей натурально приморить? А ты на какую тему сейчас выступил? Как крыс от их дырок отвадить! Совсем не та у нас с тобой постановочка получается!

— Да какая тебе, Филя, едрён-батон, разница: приморить или отвадить?! — Ремнев непонимающе замотал головой. — Ежели ты их приморишь, так у тебя дохлые крысы целый год будут в подвале смердеть, а если только отвадишь, значит, просто они все уйдут, и в твоем доме без них вечный покой наступит!

— He-а, Корней Иваныч, опять ты ни хрена существа вопроса не улавливаешь! — Мультипанов стянул брюки и остался в узких светло-коричневых трусах. — Кто же тебе такую глупость сказал, что грызуны должны обязательно у тебя в подвале подыхать? Да зачем же доводить дело до того, чтобы у тебя в подполе целый год шмонило?! Это первое, а второе — то, что и отпускать их на волю тоже не годится! Надо их здесь, прямо в доме, гнобить!