И еще об одном. Иногда приходится слышать, что, собственно, Высоцкий сделал? Сейчас газеты открыто говорят об острых проблемах, вскрывают недостатки, и Высоцкий бы сегодня просто потерялся. Мол, он был хорош для своего времени. Решительно не согласен с этим. С его песнями можно идти в бой, можно лететь в космос. Я считаю Высоцкого лучшим бардом, лучшим поэтом с гитарой по силе песен и по исполнению… Я каждый год езжу на Грушинский фестиваль в надежде услышать нового Высоцкого. Но Володя был и остается лучшим, новые Высоцкие не появляются. Раза четыре мне посчастливилось бывать на больших концертах Высоцкого. Хотелось бы больше…
Незадолго до смерти он звонил мне, предлагал встретиться с отрядом космонавтов. У него были планы новых песен о космонавтах. Говорил даже о каком-то сценарии на космическую тему. Мы должны были поговорить об этом при встрече. Увы, та встреча не состоялась. Ранним июльским утром 1980-го года я узнал о смерти нашего любимого барда. На похороны в театр на Таганке я пришел со служебного входа. Иначе бы не пробился через толпу ценителей Высоцкого. Провожал его в последний путь вместе с актерами Таганки. С этим театром у меня была давняя дружба. Я даже входил в Общественный совет этого выдающего театра.
Когда решали, какой ставить памятник Владимиру Высоцкому на Ваганьковском, оказалось, что и тут возникли какие-то бюрократические препоны. Вроде бы скульптура Рукавишникова была выше, чем «положено по инструкции». Море людей, один знаменитый и два известных человека открывали этот памятник с гитарой за спиной и «привередливыми конями». Поэт Андрей Вознесенский, директор театра на Таганке Николай Дупак и я.
Я один из учредителей премии имени Высоцкого «Своя колея» вместе с мамой и сыном Высоцкого. Эту премию мы присуждаем тому, кто совершил Поступок с большой буквы. Людям, которые не изменяют своим убеждениям. Настоящим героям, которым Высоцкий, будь он жив, захотел бы посвятить песню. Этому начинанию уже больше пятнадцати лет.
В конце главы я хотел бы полностью привести «Поэму о космонавте». Я считаю, это лучшие стихи о нашей профессии. Точнее написать уже невозможно!
Я первый смерил жизнь обратным счетом.Я буду беспристрастен и правдив:Сначала кожа выстрелила потомИ задымилась, поры разрядив.Я затаился и затих, и замер.Мне показалось, я вернулся вдругВ бездушье безвоздушных барокамерИ в замкнутые петли центрифуг.Сейчас я стану недвижим и грузен,И погружен в молчанье, а пока,Меха и горны всех газетных кузенРаздуют это дело на века.Хлестнула память мне кнутом по нервам,В ней каждый образ был неповторим:Вот мой дублер, который мог бытьПервым, Который смог впервые стать вторым.Пока что на него не тратят шрифта —Запас заглавных букв на одного.Мы с ним вдвоем прошли весь путь до лифта,Но дальше я поднялся без него.Вот тот, который прочертил орбиту,При мне его в лицо не знал никто.Я знал: сейчас он в бункере закрытом.Бросает горсти мыслей в решето.И словно из-за дымовой завесыДрузей явились лица и семьи.Они все скоро на страницах прессыРасскажут биографии свои.Их всех, с кем знал я доброе соседство,Свидетелями выведут на суд.Обычное мое, босое детствоОбуют и в скрижали занесут.Чудное слово «Пуск» – подобье вопля —Возникло и нависло надо мной.Недобро, глухо заворчали сопла.И сплюнули расплавленной слюной.И вихрем чувств пожар души задуло,И я не смел или забыл дышать.Планета напоследок притянула,Прижала, не рискуя отпускать.И килограммы превратились в тонны,Глаза, казалось, вышли из орбит,И правый глаз впервые удивленноВзглянул на левый, веком не прикрыт.Мне рот заткнул – не помню – крик ли, кляп ли.Я рос из кресла, как с корнями пень.Вот сожрала все топливо до каплиИ отвалилась первая ступень.Там, подо мной, сирены голосили,Не знаю – хороня или храня.А здесь надсадно двигатели взвылиИ из объятий вырвали меня.Приборы на земле угомонились,Вновь чередом своим пошла весна.Глаза мои на место возвратились,Исчезли перегрузки – тишина.Эксперимент вошел в другую фазу.Пульс начал реже в датчики стучать.Я в ночь влетел, минуя вечер, сразу,И получил команду отдыхать.И стало тесно голосам в эфире,Но Левитан ворвался, как в спортзал.Он отчеканил громко: «Первый в мире!»Он про меня хорошее сказал.Я шлем скафандра положил на локоть,Изрек про самочувствие свое…Пришла такая приторная легкость,Что даже затошнило от нее.Шнур микрофона словно в петлю свился,Стучали в ребра легкие, звеня.Я на мгновенье сердцем подавился —Оно застряло в горле у меня.Я отдал рапорт весело, на совесть,Разборчиво и очень делово.Я думал: вот она и невесомость,Я вешу нуль, так мало – ничего!Но я не ведал в этот час полета,Шутя над невесомостью чудной,Что от нее кровавой будет рвотаИ костный кальций вымоет с мочой.
* * *
Все, что сумел запомнить, я сразу перечислил,Надиктовал на ленту и даже записал.Но надо мной парили разрозненные мыслиИ стукались боками о вахтенный журнал.Весомых, зримых мыслей я насчитал немало,И мелкие сновали меж ними чуть плавней,Но невесомость в весе их как-то уравняла —Там после разберутся, которая важней.А я ловил любую, какая попадалась.Тянул ее за тонкий невидимый канат.Вот первая возникла и сразу оборвалась.Осталось только слово одно: «Не виноват!»Но слово «невиновен» – не значит «непричастен», —Так на Руси ведется уже с давнишних пор.Мы не тянули жребий, – мне подмигнуло счастье,И причастился к звездам член партии, майор,Между «нулем» и «пуском» кому-то показалось,А может – оператор с испугу записал,Что я довольно бодро, красуясь даже малость,Раскованно и браво «Поехали!» сказал.
В. С. Высоцкий
«Своя колея» К. И. Струкова
В 16 лет Костя Струков пошел своим путем, своей колеей, которую сам и выбрал. С небольшим рюкзачком и почти пустым карманом он ушел из дома со скандалом, без разрешения родителей. У него была мечта, – горы. И он на отлично сдал экзамены в горный институт. После двух лет обучения понял, что работа будет не в горах, а под горой, в шахте. Но не сбежал, остался, так как специальность понравилась: мужская, самостоятельная… и с взрывами. Окончил институт, получил высшее специальное образование и начал трудовую деятельность… рабочим в шахте.
Это сейчас можно без специального образования сразу стать начальником, даже министром. А в Советском Союзе надо было пройти долгий путь: рабочий, горный мастер, старший горный мастер, начальник участка, начальник шахты.
