Книга Думают... - Дэвид Лодж

— Да что ты говоришь!.. Но если случится непоправимое, то пусть она лучше будет со мной, чем с тобой. Не думаю, что ты способен утешить ребенка в горе.

Ральф молчит, поджав губы.

— Хорошо, делай, как хочешь, — говорит он, — я отвезу вас в Хитроу утром.

— Не утруждай себя.

— До обеда у меня нет ничего важного.

— Я закажу машину с водителем. Так будет лучше. Меньше нервотрепки.

— Как знаешь. — Ральф пожимает плечами и выходит из комнаты.

26

Среда, 16 апреля, 21.05. Памятный день. Его нужно увековечить, и не только на диктофоне. Сейчас я дома, в своем кабинете, набираю прямо на компьютере. Дети разбежались по комнатам, делают уроки или смотрят телевизор (или то и другое вместе). Поведение подростков — лучшее доказательство параллельной работы сознания. Как-то раз зашел к Марку в спальню, а он смотрит футбол без звука, слушает «Оазис» в наушниках и одновременно пишет реферат на тему «Закон о торговле зерном». Но я все равно не решаюсь диктовать это вслух. Вдруг кто-нибудь тихонько поднимется по лестнице и случайно подслушает историю о том, как сегодня днем я трахнул одну из «выдающихся романисток современности». Так написано на обложке «Глаза бури», книжка принадлежит Кэрри, но сейчас лежит у меня на столе. «Роман написан в изысканном, эмоциональном и в то же время сдержанном стиле», как пишет «Спектейтор». Сегодня она была не очень-то сдержанной. У меня даже остались следы от укусов на левом плече. Только бы сошли до приезда Кэрри.

К счастью, она задержится по меньшей мере еще на неделю. Папаше Тёрлоу, кажется, полегчало, я думаю, выкарабкается, хотя может остаться инвалидом. Кэрри еще побудет там, присмотрит за отцом и поможет матери. Мне это на руку. Я рад, что старик не умер, иначе Кэрри стала бы бессознательно обвинять меня в его смерти, связывая ее с моими ответами на вопросы Хоуп за ужином, в воскресенье. Я не чувствую за собой никакой вины. Кэрри уехала в Хитроу на следующее утро, в здоровенном «даймлере» с водителем в темном костюме, а сама надела черное короткое пальто, словно на похороны. За завтраком сухо раздала нам практические распоряжения и, прощаясь, подставила мне для поцелуя щеку вместо губ. Хоуп, улавливая наши отрицательные вибрации, тоже казалась грустной, и я ее крепко обнял и попытался развеселить. Она махала мне с заднего сиденья, пока Кэрри не велела ей повернуть голову вперед.

Помню, по дороге в университет подумал про себя: теперь, когда Кэрри уехала, у меня есть идеальная возможность для флирта с Хелен Рид, и пожалел, что в прошлый раз повел себя неправильно, слишком рано и слишком грубо закинув удочку… потому она и не попалась на крючок. В Буртоне она была так привлекательна в обтягивающих джинсах, выгодно подчеркивавших ее попку, и в свитере, почти не скрывавшем форму груди. Она слегка поддразнивала меня своими высказываниями об «утиной гонке жизни» и о компьютерах-аутистах (впрочем, про компьютеры она верно подметила, ей это свойственно — бросать мимоходом меткие замечания, может, я использую где-нибудь эту фразу). У компьютеров, как и у аутистов, феноменальная память, но нет здравого смысла и эмоций, они не умеют лгать, не могут отличить правду от вымысла и т. д. Она действительно немного завела меня своими остротами, особенно когда привела ехидный выпад Даггерса в мой адрес: «мастер научной цитаты». При этом пристально смотрела мне в лицо, следя за реакцией, — но не злорадно, а скорее игриво. Наверное, ей очень легко со мной, а мне нравится, когда женщина, с которой я общаюсь, чувствует себя в некоторой опасности.

Так обстояли дела в понедельник утром: кошки не было, а мышку не интересовала моя игра. Придя в офис, я все же позвонил ей под вполне благовидным предлогом — сообщить об отце Кэрри. Она выразила соболезнования и спросила, как я справлюсь с семьей и домом без Кэрри. Я сказал, что горничная Эдна будет работать у нас дополнительные часы, а в холодильнике полно всякой еды. Она предложила зайти как-нибудь и приготовить ужин. Я сразу поймал ее на слове и попросил прийти в пятницу, а потом осторожно предложил пообедать в среду в столовой учительского корпуса. Как ни странно, она сразу же приняла приглашение и даже сказала: «А почему бы нам не сходить в паб? В прошлый раз еда была кошмарной». Я, конечно, согласился, стараясь не показывать, что у меня слюнки потекли от удовольствия.

Моей первой мыслью было заказать столик в «Голове короля» — уютном маленьком пабе недалеко от Подков, куда мы часто ходим по воскресеньям с Кэрри, когда ей лень готовить. Но мне не хотелось идти с Хелен туда, где меня хорошо знают. Поэтому я позвонил в один деревенский паб под названием «Наковальня» (близ Берфорда, там я был только раз, без Кэрри) и заказал столик в баре-ресторане. Насколько помню, этот паб слегка перегружен допотопным сельскохозяйственным инвентарем, которым увешаны все стены, но общее впечатление осталось приятным, к тому же там было не так уж много народу. Он включен в «Путеводитель по хорошим пабам», но найти его очень сложно, так что, полагаю, многие потенциальные посетители, потратив кучу времени на поиски, удовлетворяются своими местными пабами и барами.

Пришлось отменить несколько встреч со студентами — не потому, что я подозревал, чем закончится наше свидание, а потому, что не хотелось портить себе обед и спешить куда-то вечером, тем более что «Наковальня» почти в сорока минутах езды от кампуса. Хелен заикнулась насчет расстояния, но я ответил: надеюсь, сегодня ей не нужно никуда срочно бежать. «Вовсе нет», — сказал она. Тогда я сказал, что у меня вечер свободный. «У меня тоже», — призналась она, и эта банальная фраза вдруг приобрела второй смысл. Почти как в Праге, когда я сказал, что многим хотел бы заняться, а Людмила покраснела. Хелен не покраснела, я — тоже, но минуты две мы помолчали. У нас над головами выросли пузыри из комиксов. В моем было написано: «Неужели мне сегодня повезет? Вдруг она почему-то изменила свое решение?» Что было написано в ее пузыре, я не знал, но решил действовать осторожно: не хотелось спугнуть ее, как в прошлый раз. Поэтому я промолчал, и она сама нарушила тишину: «Какой чудный день! — Она высунулась из окна. — Обожаю весну!» Как неумело она попыталась заполнить паузу! Я мельком взглянул на нее. Красная блузка, шелковый платок на шее, светло-коричневый кардиган и брюки такого же цвета. Золотые серьги и брошь классической формы. Прекрасно выглядела. Она всегда одевается со вкусом, но в этот раз, похоже, приложила особые старания. Хороший знак!

«Наковальня» оказалась точно такой, какой я ее запомнил: белый кирпич и солома снаружи, а внутри — балки, стропила и предметы сельского обихода. Мы сели за уютный столик в углу. «Взгляни на эту косу на стене. Не слишком размахивай руками, а не то им придется переименовать свой паб в „Ампутантку“», — пошутил я, и она рассмеялась — слишком громко для такой плоской шутки. Еще один хороший знак. И третий хороший знак — когда мы не сговариваясь выбрали одинаковые блюда: маринованные мидии на первое и запеченную утиную грудку на второе. Я предложил взять бокал белого вина к мидиям и бутылку помероля к утке. Мидии были великолепны. «Обед гурманов», — заключила Хелен, с удовольствием потягивая вино.