Книга Книга 2.0. Прошлое, настоящее и будущее электронных книг глазами создателя Kindle - Джейсон Меркоски

Книги до сих пор стоят в вестибюлях некоторых гостиниц на пыльных резных полках. Они лежат в бюро находок крупных вокзалов, они выцвели от солнца на полках пляжных курортов. Цветущие популяции книг водятся в университетских книжных лавках и библиотеках. Как ни странно, много книг и в тюремных библиотеках, которые пользуются едва ли не наибольшей популярностью среди всех библиотек.

Но подобно странствующим голубям, койотам, черным медведям и древним целакантам – динозаврам среди рыб, которых было множество сотни миллионов лет назад, а теперь они водятся только возле двух островов в Индийском океане[123], – книги сузили свою экологическую нишу по сравнению с процветанием в дни своей былой славы.

Говоря языком экологов, книгам грозит вымирание.

Книги не размножаются ни в неволе, ни в дикой природе, хотя, казалось бы, каждый год выходят новые книги. Но каждый год продается все меньше бумажных книг, даже если выбор и увеличивается. В общих продажах книг уже наблюдается перекос в сторону книг электронных.

Книгам грозит вымирание, но они адаптируются, подобно самым умным диким животным. Вместо исчезновения они эволюционируют в электронные книги.

Довольно странно, казалось бы, предсказывать большое будущее книгам, как странно предсказывать большое будущее телеграфам или дисковым телефонам, потому что смертный час печатных книг, по моему убеждению, уже пробил. Книги вскоре станут такими же реликвиями прошлого, как звукозаписи на восемь дорожек, граммофоны и лазерные диски. Но печатные книги пока еще живы и просто так не сдадутся.

В будущем – я имею в виду ближайшее будущее, лет через десять, – в самых дорогих магазинах домашнего декора, среди ковриков, гобеленов, огромных ваз и чучел животных, вам станут попадаться и книги как элемент декора. Они могут быть украшены медными полосками, а переплет оформлен в виде двери с замочной скважиной; они могут быть искусственно состарены и покрыты лаком. Возможно, книги будут размещаться на особых пьедесталах или сами станут подставкой для какого-нибудь керамического голубя. Но вы увидите переиначенные книги, превратившиеся в предметы обстановки.

Сегодня я заехал в наш местный городок искусств и нашел там три магазина, которые уже торгуют такими разновидностями переиначенных книг. Некоторые книги были измельчены и спрессованы в виде дерева, с которого, как плоды, свисали другие книги, помельче. Я видел книги с аккуратно вырезанными страницами, на месте которых появились жанровые картинки – например, играющие в поле дети.

Что говорит о нашей культуре такое превращение книг в арт-объекты?

Мне кажется, что это свидетельствует о том, что мы понимаем неизбежность смерти книг, но не хотим с этим мириться. Нам жалко книги. Мы понимаем, насколько важна эта потеря, и пытаемся компенсировать ее при помощи модельных ножей и баллончиков с лаком и блестками. Мы изменяем книги, делаем их произведениями искусства, вкладывая идеи, которые слишком сложны, чтобы выразить словами. Мы преображаем обычные книги в кожаном переплете, которые некогда были просто товаром, в художественные высказывания.

Мы почему-то думаем, что искусство просуществует дольше, чем другой товар, и наши художники спасают некоторые книги в эстетически преображенном виде, надеясь, что какие-то из них проживут века. Надо признаться честно: вряд ли даже крупные библиотеки будут хранить книги в эпоху дешевых терабайтовых жестких дисков. Вы в самом деле думаете, что Библиотека Конгресса собирается сначала оцифровать все собрание книг, а потом хранить печатные книги, которые были оцифрованы? Конечно, нет, да и как бы им это удалось? Материала просто слишком много.

Таким образом, нас ожидает великое вымирание печатных книг. Они не улетают за моря и океаны, как странствующие голуби, их страницы не машут нам с неба, как крыльями. Они умирают. Будущие археологи будут говорить об эре Гутенберга и резком разрыве нашего времени, характеризующемся великим вымиранием, после которого в окаменелостях больше не находят печатные книги.

Картины художницы Джорджии О’Киф часто изображают побелевшие черепа на фоне пустыни. Когда художники будут изображать конец эры Гутенберга, они, возможно, нарисуют выцветшие книги на фоне пустынного литературного ландшафта.

Я высоко ценю печатные книги, но считаю, что они уже мертвы, инертны, отжили свое – в отличие от электронных книг, которые озарены электричеством и чудесами. Я рассматриваю стены своего дома, заставленные полками с печатными переплетенными книгами, и вижу полированные черепа в кунсткамере. Мне мучительно больно видеть их смерть, но я рад двигаться в будущее, в цифровой мир.

А вы? Смирились ли вы со смертью печатных книг? Горюете ли вы по-своему? Не хотите ли поделиться своими мыслями по этому поводу?

http://jasonmerkoski.com/eb/21.html

Чтение: вымирающее искусство?

Мне не нравится скрипичная музыка. Она может быть сколь угодно прекрасной, но всегда звучит для меня так, будто кто-то вынимает кишки больной кошке. С рациональной точки зрения я понимаю, что должны существовать великие скрипачи. Я понимаю это умом, хотя и не могу оценить такую музыку. Некоторые вещи – это просто вопрос вкуса. Кориандр. Суши. Кубинские сигары. Краут-рок[124]. Пауки. Несомненно, кое-что из этого списка кажется вам отвратительным. Напротив, кое-что из него может входить в число ваших интересов. Вкусы людей частично изучены. Например, в нашей стране многие любят суши, хотя в принципе это просто сырая рыба. Напротив, пауки редко появляются в меню высокой кухни в наших ресторанах.

Культура переменчива, и каждый, кто путешествовал вне своей страны, быстро в этом убеждается. Тем не менее какие-то элементы культуры универсальны.

Например, у всех нас есть врожденная способность рассказывать и слушать истории.

Сравните устную культуру гомеровской Греции, истории индейцев навахо, книги Джонатана Свифта, Чарльза Диккенса или любого современного автора. Большинство историй посвящено людям. Тут нет ничего удивительного: мы люди, и нас интересуют в основном люди. Это часть наследия, полученного нами из первобытно-общинного строя и вообще от обезьян. Это встроено в нас. Мы запрограммированы структурами своего мозга интересоваться людьми, находить их интересными и видеть их, даже если их на самом деле нет, как светящиеся призраки в темноте.

Поговорим, к примеру, о парейдолии. Звучит как название заболевания[125], но на самом деле это довольно общая способность видеть несуществующие лица. Не морды медведей, панд или рыб, а лица людей. Мы видим их в ветвях деревьев, в облаках над головой. На юге штата Нью-Мексико есть часовня в честь черепахи, потому что, если достаточно пристально вглядываться в черепаху, можно различить изображение Христа. У нас есть своего рода переключатели, которые срабатывают, когда мы смотрим на предметы, напоминающие лица. Порой они срабатывают ошибочно, отсюда и происходит парейдолия. Поиск лиц очень важен для нас и потому биологически запрограммирован.