Книга 1661 - Дени Лепе

— От Анны Австрийской, сынок, и адресовано кардиналу Мазарини. А в то, о чем оно, вообще невозможно поверить: письмо это, Габриель, было написано в тысяча шестьсот тридцать восьмом году, то есть двадцать три года назад, и писала его молодая мать после того, как родила ребенка, писала отцу этого ребенка…

— Мазарини… отец короля?

У юноши голова пошла кругом.

— Сынок, — проговорил Андре, — теперь ты посвящен в величайшие тайны королевства и, надеюсь, понимаешь, как важны эти бумаги. Этого вполне достаточно, чтобы разжечь гражданскую войну!

— Что же нам теперь делать?

— Вести себя с предельной осторожностью. Думаю, Кольбер сейчас землю роет, разыскивая бумаги. Твоя жизнь и моя почти ничто по сравнению с этими документами, — потухшим голосом заключил он. — Значит, говоришь, ты пробудешь в Лондоне еще несколько дней? Хорошо, первым делом я утешу моих братьев — скажу, что бумаги снова в наших руках. С этой стороны я не беспокоюсь: как я уже говорил, коды не раскрыты, и расшифровать их никому не под силу, кроме меня. Когда-нибудь я объясню тебе, откуда у меня такая уверенность, — прибавил Андре в ответ на безмолвные вопросы, прочитанные в глазах сына. — Что до тайных счетов Мазарини и его брачного свидетельства, пусть эти бумаги пока будут у тебя. Думаю, особняк, предоставленный вам английским королем, — самое безопасное место во всем королевстве, О том, как быть дальше, мы поговорим перед твоим отъездом.

Габриель почувствовал себя намного увереннее, заразившись холодной решимостью отца. Сейчас он лишний раз убедился, как ему недоставало прежде отцовской защиты.

— Время идет, отец, — сказал юноша, взглянув на стенные часы, показывавшие половину двенадцатого.

— Так ты, наверно, проголодался! Что до меня, я проглотил бы сейчас целого медведя, — сказал Андре и повел Габриеля в комнату на первом этаже, где их ждал холодный ужин.

— Все, что вы мне рассказали, действительно очень занятно, — проговорил юный комедиант и принялся за аппетитную баранью ножку. — Буду молиться, чтобы эти компрометирующие кое-кого бумаги помогли вам скорее вернуться в Амбуаз, — прибавил молодой человек с внезапно нахлынувшим на него чувством, которое он тщетно пытался сдержать.

Андре де Понбриан не смог сдержать слез.

— Я и сам хочу этого больше всего на свете, — произнес он. — Ты представить себе не можешь, как я был счастлив, когда снова тебя увидел! Теперь я стал совсем другим человеком. Сегодня вечером я почти перестал ощущать боль, мучившую меня уже несколько месяцев. Словно мне передались твоя сила и молодость!

Они не могли наговориться — отец и сын, страстно желавшие ближе узнать друг друга после стольких лет разлуки. Габриель пытался расспросить отца о бесценном тексте, который хранило не одно поколение Понбрианов.

В конце концов Габриель впал в глубокую задумчивость.

— О чем задумался? — после короткого молчания спросил отец.

— Разве ты не предполагал и меня посвятить этому делу? Неужели ты не хотел, чтобы и я стал хранителем тайны?

— Поверь, сынок, — проговорил Андре, — если я тебе пока ничего больше не рассказывал о нашей семейной тайне, то лишь потому, что хотел уберечь тебя от опасности. Потерпи немного!

Заметив потухший взгляд Габриеля, старик наклонился вперед и заглянул ему в глаза.

— Значит, хочешь знать правду? Много лет я думал, что эта связь, возможно, прервется. Много лет прожил я отшельником, зализывал раны, проклинал судьбу и желал, чтобы тебя не постигла та же участь. Я надеялся, что на мне прервется связь поколений хранителей Тайны, и ты избавишься от тяжкого бремени… Вот почему я был глубоко потрясен, когда узнал, что именно ты нашел эти бумаги… Не сердись, — устало прибавил он. — Хорошо, пусть будет так! Ты хочешь доказательств? Что ж, я открою тебе один секрет — он будет дороже золота; внимательно слушай, Габриель, что я тебе расскажу, — такое довелось слышать немногим. Я зачитаю тебе перевод документа, который ты нашел. Так что считай, ты уже почти стал одним из наших.

Андре де Понбриан отправился к себе в кабинет и вскоре вернулся с листком пергамента.

Габриель с изумлением выслушал долгий перечень названий каких-то растений и мудреных химических составов.

Закончив читать, Андре де Понбриан улыбнулся.

В час ночи старик решил пойти спать, предложив и Габриелю переночевать у него.

— Можешь устроиться в кресле у меня в кабинете, — сказал отец. — А завтра с утра снова займемся твоими бумагами.

Обрадовавшись предложению, юноша поблагодарил отца и отправился наверх устраиваться на ночь. Однако заснуть Габриель не мог: у него не выходил из головы рассказ отца. Уснул он лишь под утро — вернее, впал в тревожное полузабытье.

56

Лондон — суббота 23 апреля, четыре часа утра

Габриель очнулся от грохота опрокидываемой мебели и не сразу понял, что происходит.

— На помощь!

Сдавленный крик отца не оставил никаких сомнений. Юноша схватился за шпагу, лежавшую рядом с креслом, в котором он спал, и выбежал в коридор. В темноте ему пришлось продвигаться на ощупь, к тому же он не знал расположения комнат. Добравшись кое-как до спальни отца, слабо освещенной бледным лунным светом, он наткнулся в дверях на какого-то человека и едва успел разглядеть тело Андре де Понбриана, распластанное поперек кровати.

— Стой! — крикнул Габриель.

Вместо ответа у него перед глазами сверкнул грозный клинок. Отражая натиск, Габриель понял, что обидчик не один, потому что грохот послышался и с первого этажа. Судя по всему, контору Чарлза Сент-Джона тщательно обыскивали. Вскипев от злости, юноша ощутил прилив сил и попытался избавиться от налетчика. Ловко отпрыгивая и уворачиваясь от ударов противника, он выскочил на лестницу и спустился в просторное помещение, где отец принимал посетителей. Там все было перевернуто вверх дном. Тюки дорогих тканей выпотрошены, ящики с пряностями опустошены. В соседней комнате Габриель увидел нескольких человек: при свете факела они рылись в шкафах, где торговец хранил свою бухгалтерию.

— Попались! — крикнул он и ворвался в комнату.

Не сознавая опасности, юноша скрестил шпаги с четырьмя противниками. Он не забыл уроки, которые дядюшка преподал ему в Амбуазе, и орудовал клинком на редкость искусно, мастерски отражая натиск негодяев. К тому же он обладал поразительной ловкостью: нанес одному из противников глубокую рану в плечо, а вслед за тем лихим выпадом пронзил сердце другого, так что тот даже вскрикнуть не успел.

По приказу раненного в плечо налетчика, выкрикнувшего какое-то слово, оставшиеся в живых подручные бежали, выпрыгнув через окно, которое разбили, чтобы забраться в дом. Габриель решил кинуться за ними вдогонку, но, вспомнив об отце, лежавшем без движения наверху, передумал. Юноша поднял с пола факел и бросился в спальню, где несколько минут назад настиг одного из нападавших. Приблизившись к кровати, Габриель побледнел. На белой ночной сорочке отца, точно против сердца, темнело пятнышко крови.